Однажды Саввич пришел и рассказал, что есть работа в типографии, с которой связано его ведомство. Показал две афиши. На одной крупным шрифтом было написано: «Мир хижинам, война дворцам!» Лозунг этот, кажется, понятен каждому. Но вокруг него в конце концов не на шутку развернулась «дискуссия» с применением всех видов стрелкового оружия и артиллерии. На другой афише Коля увидел портрет курчавого человека с бородкой и слова: «Век расшатался — и скверней всего, что я рожден восстановить его!» Что-то было сказано о Шекспире, о Гамлете. Не сразу поймешь. Коля отложил на книжную полку листок-афишу, чтобы с текстом разобраться позже, а сам лег спать. Договорились, что он пойдет в типографию с утра.
Колю предложение Саввича обрадовало. Он рассказал ему, что на днях побывал на многолюдном митинге на Дворцовой площади, который прошел бурно, со стрельбой.
— Убили какого-то дядьку с усами и подусниками.
— Все это, милок, прекрасно, — сказал Радко, — и называется войной гражданской. Но в эту кутерьму тебе встревать рановато. Надо подрасти. В типографии с работой ты справишься, и там есть что читать. Ты ведь любишь чтение? Оно полезно.
Колю взяли на работу в типографию. Определили в переплетный цех. Юноше место понравилось. В его цехе было сравнительно тихо, не то что в печатном, где что-то стучало, гремело, вертелось. Немало любопытного он увидел у наборщиков, которые его привечают, знакомят с наборной кассой. Ловко они с ней управляются. Металлические буквы разного сорта разложены по клеткам. Наборщик, словно фокусник, быстренько может сложить в верстачке слово, за ним — фразу. Так рождается текст, который после ряда манипуляций оттискивается и идет дальше, к людям. Когда-то такие вот кудесники сделали его «Хрестоматию». Кстати, о «Хрестоматии». Коля нашел время, чтобы одеть ее здесь в новый тканевый переплет. Девушки из цеха подобрали кофейный колер, и книжка получилась нарядной. Сестренки ею любовались, хвалили брата за обретенное мастерство.
Профессий в типографии много, и все довольно сложные. Некоторые сродни работе ювелира. Это в цинкографии, в граверной. Постигать их можно всю жизнь. Коля старался, вначале его ничто не тревожило, пока в печатном цехе не подобрал бракованную афишку с портретом. С нее глядел тот же человек, кудрявый, с бородкой, которого когда-то он видел на листке, принесенном подпоручиком Саввичем. И оказывается, что это вовсе не Гамлет и не Шекспир, а Лев Давыдович Троцкий, глава Реввоенсовета. Он создатель революционной армии. Афишка звала в эти новые войска молодежь.
Указывался адрес, куда может обратиться любой желающий вступить в ряды новой армии. Когда вечером по пути домой Николай увидел совсем молодых ребят с лицами, не знавшими лезвия бритвы, в шинелях и островерхих суконных шлемах, как у Александра Невского, только со звездами, сердце его не выдержало. Он решил разузнать: возьмут его или не возьмут?
Отпросившись у старшего переплетчика, Коля смотался в казармы. Ему показали штабное отделение. Штабом оказалась обычная канцелярия с чиновниками за столами, заваленными бумагами, с машинистками и телефонным аппаратом на стене возле стола. Столоначальник — молодой человек, вроде Саввича, во френче английского покроя, со следами оторванных погон, в желтых крагах.
Окинув взглядом фигуру Николая, начальник улыбнулся, залюбовался парнем. Заинтересовали решимость в чертах лица, гордая посадка головы. Видно, знает себе цену! Сказал, как отрезал:
— Вот тебе, юнак, направление — побывай у доктора, справку принеси. А жизнь в армии вот что: не знаешь — научат, не хочешь — заставят! Понял?
Николай вытянулся в струнку, ответил громко:
— Так точно, понял!
Этим ответом пути к отступлению были отрезаны. Значит, иного ему не дано, такова воля судьбы.
Уход в армию Николая его товарищи по цеху восприняли с пониманием. Но для сестер такое решение брата было ударом. Они горько плакали. А расставание с питомцем, пушистым Васькой, оказалось еще тяжелее. Когда собирали в заплечный мешок дорожные вещички, котик норовил на мешок взобраться. Чувствовал неладное. Жалобно глядел на хозяина умными глазками. Потом, когда попрощались, царапал двери, подавая голосок.
— Жди, Васёк! Даст бог, увидимся! — сказал ему на прощание Николай. За плечами в сумке лежала книга французского писателя Альфреда де Виньи «Неволя и величие солдата», которой Николай последнее время зачитывался. Собственно, она и стала основной виновницей того, что Николай Берзарин оставил работу, родительское гнездышко, обжитые кварталы города. И отправился в пучину неизведанного…