Я поспешно кивнул и исчез в душе. Я знал тут каждый метр жилого пространства и лабораторий, отвоеванных у Зоны с таким трудом. Лаборатория на Янтаре представляла собою несколько железобетонных блоков, скрепленных между собой модуль-комнатами. Говорили, что все это счастье строилось не один год. Сейчас первый корпус пришел в упадок из-за частичного недофинансирования, и вольным сталкерам, ежели не приезжали аспиранты с «большой земли», надлежало располагаться именно там. Но «вольными» сталкеры были весьма условно, поскольку официально на Янтаре останавливались военсталы, поэтому мне от щедрот был предложен научный отсек, да я и не был против. Я отмылся и впервые за последние три или четыре недели выстирал все, что было у меня в рюкзаке из одежды. Я воспользовался холодильником лаборанта, где нашел вполне съедобные полуфабрикаты, очень сильно отличающиеся от тех, что обычно пихают в сухпайки.
После сытного обеда, недолго думая, я облачился в халат. Оставив снарягу в сушилке, а боезапас под кроватью Стоянова, я завалился спать и сон мой был беззаботным, глубоким и лишенным каких-либо сновидений.
Разбудили меня бесцеремонным образом. Какой-то старикашка тряс меня за плечо, визгливым голосом восклицая:
— Молодой человек! Молодой человек, проснитесь! Сейчас не время спать! Я с вами разговариваю!
Открыв глаза, я увидел сперва бледного, как мел, Стоянова, а после сухонького человека неопределенного возраста, предположительно за семьдесят, предположительно ученого.
— Да? — неопределенно спросил я.
— Вам следует срочно переодеться и отправиться с моим помощником на замеры.
Я кивнул и пошел за Стояновым в подсобку.
— Еще немного и мне конец! — прошептал он, — хорошо, что Степан Евграфович знает не всех!
— Да ладно тебе, сейчас замерим то, что нужно, я тебе приведу зомбяка, и все будет отлично, не паникуй…
— А ты знаешь, что за это бывает?
— Нет, — серьезно сказал я. Я ведь действительно не знал.
— Нас посылают обратно на «большую землю», и мы в течении трех лет, понимаешь, ТРЕХ, не можем подавать прошение, чтобы работать здесь!
— Сурово, — сказал я, стараясь, чтоб мой тон выглядел значительно, хотя на самом деле мне было смешно и грустно. Смешно потому, что десятки сталкеров мечтают о подобном, но в силу того, что погрязли в долгах, в силу привычки, или, как это называется, Зова Зоны, не могут уйти; а грустно потому, что парень был болен наукой. А наука, к сожалению, хорошо создает лишь оружие массового уничтожения.
Я облачился в термо-костюм и научный комбинезон повышенной защиты. Правда могу сказать, что защита эта работала лишь от аномального излучения, да при радиации хорошо. А вот если расшалившейся снорк, к примеру, захочет полакомиться нежным мясом ученого, у него это получится лучше, чем ежели он решит отведать сталкерского радиоактивного мяса.
Нам выдали местное оружие — пару пистолетов, в общем неплохих, но я гораздо уютнее чувствую себя с АК-47, а еще лучше с Абаканом или АК-105, которым я рассчитывал разжиться после поимки зомби и, возможно, сгонять за огненными шарами к тоннелю. Ученые хорошо платят за артефакты, почему же мне стоит отказываться от явного приварка, если уж «рыбка золотая» уплыла?
В общем, задание на самом деле было легким. Пройти к одному концу бетонной трубы, выходящем на дорогу, сделать первый замер. Потом по трубе на второе болотце, где сделать второй замер. Потом можно, конечно, к сноркам в гости, но я хотел добыть зомбяка посвежее. Для этого надо смотаться к тому месту, где раньше был выжигатель. Говорят, какое-то поле там все же осталось, и оттого они идут туда, точно на зов. Хуже, говорят, только в Дэдсити, хотя лично мне там бывать еще не приходилось. Вар сказал, что хочет мне как-нибудь показать место, где зомби «живут» как люди. Но если честно, смотреть на это мне как-то не хочется.
Стоянов долго настраивал свой детектор, потом мы, наконец, двинулись в путь. У ученых тут были проложены мостки и намечены безопасные подходы. Вода то прибывала, то уходила куда-то совсем. Это был тоже своеобразный феномен Янтаря. Я не любил обходить это место над трубой, но порой случалось. Нехорошее там место, не могу объяснить чем, но нехорошее — это факт.
Стоянов не торопился. Я понимал его, парню нравился мир Зоны, он изучал его каждый день, как только выдавалась такая возможность. Вот чудные они все-таки люди науки! Я сам лично однажды сопровождал Стоянова к железнодорожному депо. Он с час беседовал с электрой, я не шучу! Именно беседовал, говорил, что она реагирует не только на колебание воздуха, но и на интонацию голоса. Хотел изучить… если бы нас тогда бандюки не накрыли, кто знает, какое бы открытие он мог совершить? Но после этой вольности лаборанта не выпускали за периметр, наверное, месяца два. Для парня это было настоящей трагедией. Фанат, что тут скажешь?