| For to tell you the plain truth, the look of him has cast me down." | Потому как, правду сказать, очень уж тошно мне стало, когда я его увидел. |
| "Lopaka," said Keawe, "do not you think any worse of me than you can help ; I know it is night, and the roads had, and the pass by the tombs an ill place to go by so late, but I declare since I have seen that little face, I cannot eat or sleep or pray till it is gone from me. | - Лопака, - сказал Кэаве, - если можешь, не думай обо мне слишком худо. Я знаю, что сейчас ночь, и дорога сюда плохая, и в такой поздний час негоже ехать мимо гробниц, но, ей-же-ей, после того как я увидел его мерзкую рожицу, я уже не могу ни есть, ни спать, ни молиться богу, пока эта бутылка здесь. |
| I will give you a lantern, and a basket to put the bottle in, and any picture or fine thing in all my house that takes your fancy;--and be gone at once, and go sleep at Hookena with Nahinu." | Я дам тебе фонарь, и корзину, чтобы спрятать в нее бутылку, и любую картину, и любую самую красивую вещь, какая приглянется тебе в моем доме, но только уезжай поскорей и переночуй в Хоокене у Нахину. |
| "Keawe," said Lopaka, "many a man would take this ill; above all, when I am doing you a turn so friendly, as to keep my word and buy the bottle; and for that matter, the night and the dark, and the way by the tombs, must be all tenfold more dangerous to a man with such a sin upon his conscience, and such a bottle under his arm. | - Кэаве, - сказал Лопака, - любой на моем месте крепко бы на тебя обиделся. Я-то ведь поступил с тобой, как верный друг, - сдержал слово и купил бутылку. А тут еще и ночь уже и темень, а дорога мимо гробниц в сто раз страшнее для человека с таким грехом на совести и с такой бутылкой под мышкой. |
| But for my part, I am so extremely terrified myself, I have not the heart to blame you. | Но только меня самого жуть какой страх разбирает, и я не могу тебя винить. |
| Here I go then; and I pray God you may be happy in your house, and I fortunate with my schooner, and both get to heaven in the end in spite of the devil and his bottle." | Так что ухожу я и молю господа, чтобы ты был счастлив в своем доме, а мне была удача с моей шхуной и чтобы оба мы, окончив наши дни, попали в рай всем чертям и бутылкам вопреки. |
| So Lopaka went down the mountain; and Keawe stood in his front balcony, and listened to the clink of the horse's shoes, and watched the lantern go shining down the path, and along the cliff of caves where the old dead are buried; and all the time he trembled and clasped his hands, and prayed for his friend, and gave glory to God that he himself had escaped out of that trouble. | И, сказав так, Лопака поскакал под гору, а Кэаве стоял у себя на балконе, и прислушивался к цокоту подков, и смотрел, как мелькает огонек фонаря на дороге под скалой, где покоится прах древних царей. И, стоя так, он дрожал как лист и, сложив ладони, возносил хвалу господу за свое избавление от такой страшной напасти. |
| But the next day came very brightly, and that new house of his was so delightful to behold that he forgot his terrors. | Но занялся день, солнечный и яркий, и Кэаве, восторгаясь новым домом, позабыл про свои страхи. |
| One day followed another, and Keawe dwelt there in perpetual joy. | Шли дни за днями, и Кэаве жил в новом доме и не уставал радоваться. |
| He had his place on the back porch; it was there he ate and lived, and read the stories in the Honolulu newspapers; but when anyone came by they would go in and view the chambers and the pictures. | Задняя терраса дома стала его излюбленным местечком; здесь он ел, и пил, и проводил все свое время: читал гонолулские газеты и узнавал из них о разных событиях, а когда кто-нибудь наведывался к нему, он водил гостей по всем покоям и показывал им картины. |
| And the fame of the house went far and wide; it was called Ka-Hale Nui--the Great House--in all Kona; and sometimes the Bright House, for Keawe kept a Chinaman, who was all day dusting and furbishing; and the glass and the gilt, and the fine stuffs, and the pictures, shown as bright as the morning. | И молва о его доме распространилась далеко, и все жители острова Кона стали называть его дом Ка-Хале-Нуи, что значит "Знаменитый Дом", а иной раз называли еще "Сияющий Дом", ибо Кэаве держал слугу-китайца, который день-деньской вытирал в доме пыль и наводил на все глянец, и красивые безделушки, и картины, и стекла в окнах, и позолота - все сияло ярко, как утренние лучи. |
| As for Keawe himself, he could not walk in the chambers without singing, his heart was so enlarged; and when ships sailed by upon the sea, he would fly his colours on the mast. | И сам Кэаве, расхаживая по своим покоям, не мог удержаться, чтобы не петь, так было переполнено радостью его сердце, а когда мимо его дома проплывали суда, он поднимал флаг на своей мачте. |
| So time went by, until one day Keawe went upon a visit as far as Kailua to certain of his friends. | Так проходило время, и вот однажды Кэаве отправился не далеко, не близко, а в Каилуа проведать кое-кого из своих друзей. |
| There he was well feasted; and left as soon as he could the next morning, and rode hard, for he was impatient to behold his beautiful house; and, besides, the night then coming on was the night in which the dead of old days go abroad in the sides of Kona; and having already meddled with the devil, he was the more chary of meeting with the dead.
|