Странно, однако всё это Устинья ему прощала, компенсируя «барские замашки» мужа собственной активностью, расторопностью и решительностью, успевая и готовить любимому еду, и убирать квартиру, и участвовать в соревнованиях по бейсджампингу и скайдайвингу.
На миг в душе проснулась зависть.
Юстина тоже готовила и убирала, но большую часть времени проводила на службе, отчего Прохору часто приходилось выполнять «женскую» работу, хотя делал он это легко, пусть и без особого удовольствия. Изменить отношение Юстины к её непростой и опасной деятельности он не мог, она и слушать не хотела о переходе на другую работу.
Дан Саблин как-то даже пошутил по этому поводу:
– А может, она в будущем станет министром внутренних дел. Ты против?
Прохор только тяжко вздохнул в ответ. Он не хотел, чтобы жена всю жизнь провела среди полицейских и задержанных ими подонков, но был бессилен что-либо изменить. Как сказал тот же Саблин:
– Терпи, если любишь. Нет ничего в мире плохого, есть только то, что тебя огорчает.
– Меня многое огорчает, – буркнул Прохор. – Но я хочу ей только добра.
– А разве ты не знаешь, что навязанное добро – зло?
Ответа Прохор не нашёл.
Мысли свернули к собственному целеполаганию.
Несмотря на долгое отсутствие, завлаб профессор Чудинов не уволил математика, проявлявшего чудеса творческого подхода к решаемым лабораторией проблемам. Прохору даже не урезали квартальную премию, называемую бонусом за креатив. И он без энтузиазма, но с охотой втянулся в бесконечные расчёты характеристик метаматериалов, в которых нуждалась отечественная промышленность, а также частные фирмы, которые платили за исполнение заказа гораздо больше, чем государственные предприятия.
Последней работой Прохора стал анализ феррофлюидов – магнитных жидкостей на основе нанокластеров атомарного железа, способных принимать любую заданную форму. Работа оказалась интересной, и он уже месяц с удовольствием уходил в дебри расчётов и разработки вариантов удивительной субстанции, часто задерживаясь в лаборатории допоздна, а то и беря материалы домой, на выходные; у него стоял мощный персональный компьютер «Осколковец», способный рассчитать любой физический процесс.
Захотелось сесть за клавиатуру и полюбоваться структурой материала, из которого можно было легко лепить «жидкие скульптуры» любой формы, не требующие энергетической подпитки.
Юстина заворочалась снова, подняла голову.
– Опять не спишь?
Он подивился её чуткости, виновато повозился.
– Сон приснился…
– С мостом?
– Угу.
– Позвони ДД, поинтересуйся, ему снятся подобные сны?
– Спасибо, что не посоветовала сходить к психиатру.
– Психиатр не поможет. – Юстина придвинулась ближе, обняла. – Спи, встанешь разбитый.
– Скоро вставать.
– Это приказ!
– Понял, мой генерал! – Прохор улыбнулся, потёрся подбородком о тёплое плечо подруги и неожиданно уснул, расслабленный.
Юстина знала не одно волшебное слово, успокаивающее мужчин.
Проснулся он от того, что с него бесцеремонно стащили одеяло.
– Вставай, соня, на работу опоздаешь.
Он разлепил глаза.
Юстина стояла у кровати, одетая в строгий тёмно-синий костюм, ничуть не убавляющий её природной красоты.
– Рисовая каша на плите, остальное на столе.
– Мы же хотели вместе завтракать, – огорчился Прохор.
– Я спешу, зато обещаю совместный ужин, ресторан выбирай сам, созвонимся после обеда.
– Ты круглосуточно красивая…
– Это ты к чему? – свела она брови к переносице.
– Это слова старой песни… а я круглосуточно в тебя влюблён.
– Романтизм с утра суть нездоровое мироощущение. – Она наклонилась, поцеловала его в щёку. – Контрольный поцелуй. Всё, пока.
Юстина исчезла.
Он полежал, улыбаясь, представляя, как обнимает её и медленно раздевает, потом увидел малиновый отсвет лазерных часов на потолке – пошёл уже девятый час утра – и подскочил, понимая, что запросто может опоздать. Нынешние суздальские пробки не уступали по плотности московским, так как улицы города были намного у́же.
Через пять минут он брился. В половине девятого завтракал: рисовая каша, блинчик с творогом, кофе. Без пятнадцати девять вывел свой кроссовер «Феникс» на улицу… и опоздал на работу на сорок пять минут. К счастью, завлаб отсутствовал, задерживаясь по каким-то причинам, и опоздание математика заметила только лаборантка Марина, младший научный сотрудник, заканчивающая местный суздальский институт химического машиностроения. Но она Прохора уважала и не стала уточнять причину опоздания, исполняя обязанности секретарши. Девушкой она была симпатичной, однако, по оценке Прохора, слишком много курила и ещё больше болтала с подругами по скайпу.