Молча жду — тут не обойтись ответом… да и нечего сказать.
Мнимое затишье бывает перед бурей. И я её дожидаюсь. Мелкая начинает биться в припадке:
— Ненавижу! — зло всхлипывает, раздираемая гневом. — Ненавижу!!! — А я подыхаю от нерастраченной нежности и любви к этому божественному недоразумению. Тёплому, полуголому, окровавленному, зарёванному. Тому, кого ломал, но не сломил. Кого топтал, но чуть сам ноги не потерял. Такому живому и трепетному… моему. — Ненавижу!!!
Плевать на её брыкания и что подумает — носом в висок утыкаюсь и шумно впитываю родной запах. Голову ведён нещадно.
Сирень…
Наркота…
И нет её слаще и желаннее.
— Ненавижу! — трепыхается всё слабее Аринка. — Ненавижу, — бормочет обессиленно, растворяясь в моём стальном плену. — Ненавижу… — сдаётся окончательно и подставляется под моём наглое дыхание… и губы, что уже скользят вдоль линии подбородка к уху… и бесстыже касаются запретного, воруя сладкий вкус её кожи.
— Дим… — тихо, едва пробиваясь в моё захмелевшее сознание, — за что вы так со мной?
Совсем не врубаюсь, о чём мелкая, во мне похоть яростно клокочет. И всеми силами стараюсь не поддаться низкому и плотскому. А оно начинает превалировать над здравомыслием. Рина недозволительно близко. Непростительно обнажена. Нереально покорна… И вероломно желанна.
— За что вы меня мучаете? — льнёт спиной к моей груди, задом по паху ёрзает, умащиваясь удобнее. Голову на плечо кладёт, трётся щекой, а потом жарит поцелуем.
Мерещится! Уверяю себя, но когда ощущаю новый ожог, торопею:
— Рин… — кислород заканчивается, а я и глотнуть боюсь — спугну морок, и тогда крах, гибель — сумасшествие. А дыхание девчонки, тем временем, по плечу очередной очаг возгорания задаёт.
Кровь стремительно прогуливается по телу и прямолинейно бьёт в пах.
У-у-у — проглатываю стон от тугой боли. Там и без того давно каменный член, а теперь ещё и пульсировать дико начинает, учуяв податливую, вожделенную плоть. Жаждет оказаться внутри — и наконец ощутить влагу и тепло мелкой. Да и сам я уже гнусными мыслями давно её трахаю. И так хорошо мне никогда не было…
А она, как назло, ластится жарче и… нежностью добивает.
— Дим, мне холодно, — поцелуй украдкой уже возле шеи жжёт. — Согрейте…
ГЛАВА 4
Бес
Веду Арю с больницы, поэтому точно знаю, когда выйдет, единственное, разделяю парней на две группы. Одни стоят на главной дороге, но в первом проулке, а другим велю её ждать между домов — если надумает идти сокращённым путём.
Вот же дура маленькая! Совсем нет страха. Прёт именно в темноту. Непуганая лань, что б её!!!
Была бы моей — выпорол. А потом ещё раз. Чтобы сидеть не смогла и запомнила раз и навсегда — НЕЛЬЗЯ одной ходить такими дорогами!!!
От злости аж руки чешутся, да в ногах огонь. Пойти и самому проучить девчонку. Дед всеми силами её пытается уберечь от грязи, а она…
Дождь неприятно косо моросит. Хре*во! Придётся помокнуть!
Выкидываю окурок в открытое окно и покидаю машину, аккурат с девичьим истошным визгом.
Игра началась! Только крик неприятно душу шкрябает. Размашисто шагаю в проулок, где слышатся мужские смешки, девичий плач, сдавленные, хриплые повизгивания.
— Помогите! — обречённым шипением.
Бл?!. Что муд* делают?
Злость застилает взор, бешенство затапливает рассудок. Даже плевать на сырость — плохо соображаю, как оказываюсь в темноте проулка, где мелькают силуэты.
— Маленькая, да ты не бойся, мы быстро, — глумливо ржёт кто-то.
— Э-э-э, — окрикиваю парней, привлекая внимание, а сам прищуриваюсь, пытаясь сообразить, мои ребята или нет. Когда вижу — свои — меня обуревает слепая ярость.
Были даны строгие указания, что можно, а чего нельзя, а парни решили проявить инициативу!
Что ж!
— Вали отсюда!!! — хмельной голос одного из… но эффекта не производит. Дождь лупит по лицу, а я целенаправленно иду в толпу. Она сгущается — парни на меня реагируют, но по звукам, у стены копошится ещё кто-то, а девчонка, давясь слезами, отбивается.
Треск ткани, панический визг, шлепки, рычание, гогот.
И Бес вырывается.
Лишь лава вместо крови, безумство в глазах и радость в теле от того, что позволяю расслабиться. Хруст ломаемых костей, вой падающих, негодование остальных, оскаленные морды незнакомых, но которых Костыль притащил. И сам Костыль… он знает, что парни маху дали, потому не защищает, но и свою роль обязан отстоять. То, что он заплатит позже — уже догадывается, на морде его читаю вину и обречённость. Но как истинный воин — готов принять, а сейчас… позволяю перу скользнуть по боку. Только в последний миг осознав, что если бы я не был более ловким — у меня было бы куда опаснее ранение. То ли Костыль так в меня верит, то ли…