Девушка всхлипывает ещё раз, а потом обречённо кивает.
— Поклянитесь, что не умрёте, пока я буду… — поджимает упрямо губы.
— Не дождёшься, мелкая, — выдавливаю хмык. — Ты мне ещё свидание должна…
Страх на бледном лице сменяется недоумением, потом черты смягчаются, и даже улыбка на губах проскальзывает.
— Договорились, — а вот теперь и румянец на щеках алеет.
Конечно, пошутил! Какое свидание с жертвой? Но это ведь сработало! Девушка перестала биться в истерике. Успокоилась и занялась делом!
— И ручку с клочком бумаги! — это уже в спину Арины, собирающейся покинуть кухню.
Пока бегает по дому, кое-как чиркаю на листке, который принесла Арина, номер телефона моей любовницы. Юльки.
Нет желания их знакомить, но на тот случай, если… Пожарный в общем. Чтобы девчонка знала, к кому может обратиться. Кому сообщить. Лист откладываю на разделочный столик, а сам забираюсь на обеденный, посреди кухни.
Закрываю глаза, прислушиваясь к звукам: топоту, причитаниям, грохоту, шуршанию, звону… и меня медленно утягивает в сон.
Выныриваю резко, но нехотя:
— Э-э-э, — настойчиво трясут, — не смейте меня пугать! — рядом ощущаю жар. — Вы же спите? — с новой истерикой. — А разве можно спать? — теперь с буйством меня тормошит Аря, уже захлёбываясь слезами.
— Т-ш-ш, — через силу открываю глаза. Лишние звуки, а причитания девчонки точно лишние, неприятно режут по ушам. Мне и без того тошно. — Чуть вздремнул. Не реви!
— Скорую нужно! — отдаётся во власть паники Арина. Опять испуг. Опять глазищи лезут из орбит, губы дрожат. — В больницу…
Бл*, она слабее, чем думал!
Хватаю за руку и к себе дёргаю, как получается:
— Тебе очень хочется, чтобы тут менты и медики бегали? — зло цежу сквозь зубы.
— Нет! — вздрагивает Арина, но в вытаращенных глазах испуг усиливается.
— Вот и мне! А теперь, мелкая, — чуть встряхиваю. Не сильно — а чтобы мозги на место встали, — ты меня заштопаешь! — не спрашиваю, утверждаю.
— Не умею…
— Это несложно! — успокаиваю, а у самого перед взором мухи чёрные назойливо летают. — Иголку и нитку в руках держала, — ничуть не сомневаюсь в умениях Арины, ну или по крайне мере надеюсь на школьный предмет домоводство или труд, где девочек учат всякой херне, но девичьей херне.
По вытаращенным глазищам, в которых испуг сменяется смущением и виной, догоняю, что она ни хрена не швея и даже не подмастерье.
Теперь на меня стопор нападает.
— Держать держала, — всхлипывает Аря, решая озвучить то, что и без того немой сценой меня оглушило, — но шитье не моё. — Заминка. — Совсем не моё! — категорично головой «неа».
— Так мне и не нужно крестиком или узором, — объясняю примитивность необходимого, — несколько стежков. Кривых, косых… Плевать, главное рану открытой не оставить!
Арина упрямо поджимает дрожащие губы, но кивает.
Далее следует размытая суета школьницы, у которой «неуд» по предмету, но она усердно пытается вытянуть хотя бы на «удовлетворительно».
Помогаю, как выходит, подсказываю, когда стопорит. При этом упорно напиваюсь, потому что трезвому такое пережить — просто невозможно.
Промываем рану… Иголка, нитка. Перед тем, как приступить к самому щекотливому, киваю на разделочный столик:
— Это телефон. Важный. Если вдруг… что со мной…
— Не надо о таком, — искажается ужасом лицо Арины.
— Да тихо ты, — мне тоже не сладко. — Но его можно набрать в крайнем случае. Только если я умер и говорю: «звони».
Недоумение девчонки усиливается.
Видно, шутки в таком состоянии не воспринимает, поэтому поясняю:
— В общем, если я уже околевшим трупом валяюсь, только тогда наберёшь. Тут подчистят, а тебя проинструктируют, что делать дальше. Усекла?
Арина зажато кивает.
— Вот и отлично! Приступай, — отваливаюсь на стол, глаза в светлый, но стремительно приближающийся потолок. И только девчонка склоняется, смотрю на неё. Сосредоточена, напугана, руки дрожат.
— Я не могу! — опять хнычет. — Я боюсь сделать больно!..
Обескураживающе!
— Мелкая, поверь, — цежу сквозь зубы, чуть приподнявшись на столе, — я и сейчас не особо шибко от наслаждения маюсь.
— Было бы хотя бы обезболивающее…
Вновь пленяю её руку. Арина испуганно уставляется с такой дикой надеждой, что откажусь от затеи — зло берёт:
— Нет ничего сложного! — мой голос отнюдь не мягкий и располагающий. Почти рык. Девчонка затравленно кивает, но не приступает. — Тыкаешь с одной стороны, — направляю хрупкую руку к ране. — Пронизываешь насквозь и тянешь до другого края раны. — Сопротивление ощущаю, но не нервное, скорее упрямость, поэтому немедля втыкаю иглу в кожу. — Подцепляешь, достаёшь с другой стороны! — сцепив зубы, проглатываю стон, несмотря на то, что уже порядком надрался: — А боль… Боль это не твоя проблема!