Беру. Он и правда в руку удобнее ложится, несмотря на металл, быстро набирает тепло. На крышке пламя… и две капли, чёрные гладкие камни, напоминающие глаза. Глаза в пламени… Ад? Бес?..
— Вы знаете, кто я? — пристальный взгляд на Исмаила.
— Вашу суть я понял ещё в прошлый раз.
— Сколько?
— У него нет цены.
— Но я хочу купить, — не понимаю, зачем цирк и зачем показывать то, что не продаётся.
— Она ваша по праву.
— Это лишнее. Так сколько?
Мужчина молчит, и у меня разыгрывается жуткое желание ему в морду вбить его высокомерие.
— У каждой вещи есть цена! — чеканю ровно. — Серебро, работа, — перечисляю, что вижу и как понимаю, — чеканка, камни, оригинальность. Штук десять? — навскидку.
Коган молчит. И его взгляд меня бесит ещё сильнее. Снисходительный, даже насмешливый. Ему везёт, что губы не улыбаются, а так бы я сорвался.
И тут озаряет — я портсигар уже себе присвоил! Меня не волнует остальное. Он мой, потому что органично вписывается в моё понимание «годится», «удобно», «глаз не раздражает». Портсигар словно был создан под меня.
Право!
— Бес для Беса… — пальцами оглаживаю глаза-камушки, скольжу по языкам племени.
— Серебро — магический металл. Как и гематит — непростой камень. Неброские, но защитные. Очищающие, вбирающие… Они как фильтр. Будут вбирать плохую энергию.
— Хотите сказать, он волшебный?
— Не совсем, но силу имеет. Он вам подскажет зло, болезнь, плохая аура.
— Светиться будет? — сарказм.
— Цвет. Серебро потемнеет… — не ведётся на яд.
— Я хотел бы услышать положительный ответ, но думаю, он остаётся тем же, — задумчиво кручу портсигар, все же переходя к важному.
— Ваше предложение было щедрым. Даже более, чем, если учесть те копейки, за которые другим приходилось продавать свои участки, но…
— Но, вам придётся съехать.
Мужчина становится мрачнее, брови чуть вздрагивают, губы поджимаются в узкую полосу.
— От себя добавлю полтора, но съехать нужно в течение недели.
— Я не сог…
— Иначе я не буду Бесом в огне. Я выйду из него, — кладу портсигар на стеклянную поверхность, чуть порывистей, и мерзкий скрип наполняет лавку. — Вы не в том положении, чтобы воевать. У вас есть, что терять, Исмаил Иосифович. И я сейчас не об этом, — обвожу глазами магазин с антиквариатом. — Внучка у вас ангел. Уже почти школу окончила. Вот-вот новая жизнь начнётся. Подумайте, какой участи вы ей желаете?
Впервые вижу мелькнувший страх на лице Когана. Стальной нерв, и тот дрогнул. Это хорошо, значит я не ошибся.
— Вам ли не знать, как Бесы падки на всё ангельское, — вероятно зря добавляю, но Внучка для него всё. А то, с какой нежностью и любовью они общаются, меня навело на прозрачную мысль — дед поартачится, но рискни я на более наглый шаг — отпишет всё и за так.
— Вы не посмеет… — роняет Коган, но в его взгляде уже зародилось опасение.
— Исмаил Иосифович, неужели вы думали, что мы настолько порядочны, чтобы не воспользоваться столь очевидным козырем? — ровно и по делу. Старик должен уяснить, я не шучу. Не играю и не пытаюсь вывести на глупые эмоции. Я БЕС, и если говорю — меня стоит бояться — лучше прислушаться. Я не кидаюсь пустыми угрозами, для этого слишком ценю своё и чужое время. И тем более — верю в силу и важность каждого произнесённого звука. Я много творил в жизни, и прерывал чужие на раз. Но сейчас тормозит от быстрого решения проблемы то, что в мире есть более достойные смерти люди. Я не соврал Пастору. Мне понравился Исмаил, и я бы не хотел бестолково лишить его возможности и дальше растить внучку.
— Она ещё девочка.
— Вот и помните об этом. А ещё призадумайтесь, вас ли стоит благодарить за то, что Арина Родионовна, а для Давида и Матвея Ризенштейн — просто Аря, до сих пор посещает школу и порхает, точно бабочка, в своём мире прекрасного, не замечая сгустившейся непогоды. Это несущественное упущение я быстро устраню. И вы поймёте, не так страшен Бес, как его малюют. Он куда ужаснее, просто фантазия у мастеров ограничена.
Арина
— Значит, твой дед так и удерживает оборону? — опять пристаёт Давид с допросом на тему «вы уже готовитесь к войне с бандитами»?
— Мне он ничего не говорит…
Мы с мальчишками после прогулки идём к моему дому, а по совместительству дедушкиному рабочему месту — антикварной лавке. Матвей и Давид меня провожают. Так всегда, и не обсуждается!