— Мелкая, поверь, — цежу сквозь зубы, чуть приподнявшись на столе, — я и сейчас не особо шибко от наслаждения маюсь.
— Было бы хотя бы обезболивающее...
Вновь пленяю её руку.
— Я уже... прилично выпил... Мне нормально! — Арина испуганно уставляется с такой дикой надеждой, что откажусь от затеи – зло берёт: — Нет ничего сложного! – мой голос отнюдь не мягкий и располагающий. Почти рык. Девчонка затравленно кивает, но не приступает. – Тыкаешь с одной стороны, – направляю хрупкую руку к ране. — Пронизываешь насквозь и тянешь до другого края раны. – Сопротивление ощущаю, но не нервное, скорее упрямость, поэтому немедля втыкаю иглу в кожу. — Подцепляешь, достаёшь с другой стороны! – сцепив зубы, проглатываю стон, несмотря на то, что уже порядком надрался: — А боль... Боль это не твоя проблема!
— Угу, — девчонка храбрости набирается, стяжку закрепляет.
— Говори, мелкая...
— Что? – вновь тормозит Аря.
— Говори! – настаиваю, сражаясь с приступами подкатывающего мрака и слабости. – Плевать что, говори. И не застывай, — побуждаю сделать ещё один стежок.
Девчонка утыкается носом в рану и начинает аккуратно тянуть нитку, связывая узелок. Опять втыкает иглу, чуть замешкав на старте.
— Твою ж!.. – рычу, смаргивая чёрные кляксы. – Говори, мелкая!!! Расскажи о себе и семье...
— Что рассказать? – сбивается с ритма Аря, по-детски наивно похлопав ресницами.
— Хочу знать всё. И плевать, что именно. Просто не позволяй мне вырубиться... твой голос... Анестезия! Не поверишь, но ты первая женщина, которую сам упрашиваю сделать мне больно.
Испуг и растерянность сменяются робкой улыбкой. Я приободряюсь:
— Так что всё, мелкая! Хочу знать о тебе всё!
В больших глазах разрастается облегчение и нежность. Залипаю, как идиот, рассматривая смену цвета – от насыщенной зелени к светлой, молодой и сочной.
— Я... – заминка. Арина явно с мыслями собирается: — Я живу с дедушкой, — выдыхает неровно. – Он очень... – постепенно выравнивается девичий голос-хрип и латание меня становится методичней и спокойней. Рассказ льётся мелодично: то теплее, то жарче, то тише, то грустнее, то веселее и воодушевлённей. Девчонка, не замечая странности, выливает на меня поток своего прошлого. Даже делится сердечным и наболевшим. И это работает... Не то чтобы боли не чувствовал, но близость Арины, её касания, забота и нежность меня окутывают защитным куполом.
***
Гул в темноте начинает раздражать. Наращивается, и вскоре различаю рыдание, тяжесть... Нехотя разлепляю глаза: мелкая, уткнувшись в мою грудь, глухо ревёт.
— Ты решила меня слезами утопить, раз под иглой не подох? – нахожу силы нарушить женские рыдания скупой мужской фразой.
— Жив! – Арина вскидывает красные, опухшие глазищи на меня.
— Не мечтай так просто... — горло сушит – не договариваю.
— Жив! – утирает слёзы девчонка, став похожей на сорванца, которого батя отругал.
— Расскажи, мелкая, – натужно даются слова, — и часто ты незнакомцев на столе штопаешь?
— Н-нет, — трясёт недоуменно головой. На лице смущение, щёки пунцовым окрашиваются, начинает губу жевать: — Меня Арина зовут, — протягивает руку, наивно решив исправить оплошность.
— Дмитрий. Дмитрий Романович Бессов, — отвечаю мягким пожатием.
— Арина Родионовна Коган, — остаточно шмыгает носом спасительница.
— Приятно познакомиться, Арина Родионовна.
— И мне, — улыбается чисто и открыто, смахнув со щеки слезу.
— Ты вот что, мелкая, — нарушаю повисшее молчание, — знаю, устала. Знаю, напугана, но... на крыльце кровь. Её бы убрать нужно. И здесь... тоже. Мои окровавленные вещи – в пакет. И в мусорку. Мне что-нибудь дедово подбери.
— Да-да, — послушно кивает девчонка.
Вот теперь она такая, какой себе представлял. Собранная, исполнительная.
— И друзьям отпишись. СМС, чтобы не беспокоили. Мол, завтра в больницу к деду собираешься, но если что будет нужно, ты им сразу позвонишь!
Арина задумчиво кивает, а потом вновь губу закусывает, да на меня с недоумением смотрит:
— Откуда вы про друзей и деда знаете?
— Так ты же пока штопала, о себе и знакомых всю подноготную вытрепала.