Правда жизни – сила, брат... Вот в чём, сила.
Силу слушают, даже если не хочется. Силу принимают, даже если отрицают. И чем меньше в тебе слабости, тем ты сильнее. А её уважают...
— Пастору ещё есть, что сказать.
— Его слова перестают отличаться рассудительностью – они категоричны и однобоки, а в наше время необходимо перестраиваться и находить новые способы ведения дел.
— Его дела всегда в гору идут.
— Но за ними влачится уже не шлейф, а несмываемые реки крови. Поэтому я хочу, чтобы ты встал на его место, — опять паузу заполняет задумчивым жеванием мяса и пристальным сканированием моей реакции. Жду, откинувшись на спинку стула дорогого ресторана. Любимое место Игужева. Его детище, что не удивительно. Точнее его дочери. Поэтому все самые важные мероприятия проходят именно здесь.
— Тебе чуть за тридцать. Ты у него научился многому. И, насколько мне известно, большая часть команды Пастора ходит под тобой. Значительная часть, — добавляет с нажимом. – Они бы не выбрали слабого хозяина. А ты наравне с беспощадностью рационален. Вместе с одиночеством ценишь братьев. Убьешь за любого, вместе с тем, покараешь, если он посмеет предать. Но умеешь слушать, слышать и делать верные выводы. Ты – новое поколение. Ты тот, кто может и должен! Кто обязан и будет!
— Я подумаю, — киваю отстранённо, прекрасно понимая, что не буду двигаться, пока действительно не почувствую в этом необходимости. Пастор стал зарываться, согласен. Последнее время разбушевался не на шутку в стремлении очистить один район под свой проект, но это жизнь. Он хозяин, поэтому ломает стены, как считает нужным.
Разве что, он ремонт затеял хоть и в своей квартире, но дом-то чужой. И вот сейчас тот самый хозяин дома очень недоволен. Не защищаю одного, как и не осуждаю другого. Точно уверен, как только проект будет приносить доход, Игужин запоёт на иной лад, но пока... Ему приходится слишком много подчищать, а у него перевыборы на носу, газетчики везде и всюду, да и любовница пасть раскрыла, мол, бьёт, насилует...
Вот Всеволод Петрович и пытается минимизировать грязь возле себя. Смешны потуги: варясь в котле отходов, делать вид, что в них не замешан. Мусорка настолько велика, что уже не спасает ни одна известная стратегия.
— Подумай, — откладывает вилку и нож Игужин и отпивает вина из своего бокала. – О разговоре лучше молчать, а твой ответ буду ждать.
— Понимаете ведь, что он уже в курсе. Языки везде и всюду, — поднимаюсь из-за стола. — Но я вас услышал. Приятного, и до свидания, — прощаюсь ровно и шагаю прочь. В гардеробе забираю куртку.
Накидываю, сигарету в зубы и выхожу на улицу, подтянув повыше воротник – зима уже отступает, но весна жутко ветреная. Огибая лужи, а иной раз, перескакивая, спешу на парковку ресторана.
— Бес, — звонок Пастора не заставляет себя ждать. Только открываю дверцу «камрюхи».
— Да, босс? – сажусь на водительское. Ключ в скважину.
— Дело есть, — сухо и коротко. – Дуй на стрелку. Новый район, угол... Лютый и Грот уже на месте. Ждут тебя.
— Уже, — сворачиваю на дорогу, а босс сбрасывает звонок.
Откидываю мобильный на соседнее кресло и жму педаль сильнее.
— Здоров!
— Привет!
— Здрав! — обмениваемся приветствиями, только торможу недалеко от «Бехи» Лютого. Парни ко мне в машину садятся. Я прикуриваю.
— В чём проблема? – в лоб, чтобы не ходить вокруг да около.
— Да вот в этой лавке, — Лютый кивает на угловой магазин. По сути, он едва ли не единственный с вывеской «открыто» из оставшихся на улице. Есть ещё несколько, но там уже и документы подписаны, а товар вывозится.