– Через шесть дней, – упавшим голосом ответила Антония. – Но дело в том, что я не обращаюсь. В волка.
– Вот как? – произнес Синклер с дьявольской ухмылкой.
– Да, да, знаю, как это звучит. Мой отец был… ну, все равно, моя Стая уверена, что вместо обращения у меня возникают видения. Все минусы сущности оборотня и ни одних преимуществ, – пошутила она. – Могла бы быть просто март… обычным человеком.
– Ой, мамочки, ты не облегчаешь мне задачу заступаться за тебя, – прокомментировала королева.
– Мне жаль, – откликнулась Антония, почти искренне.
– Нет, не жаль, – сказал Гаретт из своего угла и все подпрыгнули.
– Черт, Джордж! Ты такой тихий, я и забыла, что ты здесь.
– Почему ты называешь его Джорджем?
– Ну, так ведь он не разговаривает… эээ, не разговаривал, не могли же мы называть его "эй ты".
– Его и правда зовут Гаретт Ши? – спросила Джессика, подавшись вперед. – Как ты узнала?
Антония пожала плечами. Она не собиралась объяснять все это: "иногда, в дополнение к видениям, факты возникают у меня в голове, их невозможно отделить от того, что я вижу".
Вероятно, и так они уже были готовы выпинать отсюда ее подтянутую задницу. Она была в этом уверена. Как же тяжело их понять! Кроме Джессики, которая пахла интересом и надеждой, что было довольно-таки приятным ароматом. Но остальные… ничего. Это сводило с ума и также нравилось.
– Гаретт, – произнес Гаретт, кивая.
Тина и Синклер взглянули друг на друга, а затем – на Антонию.
– Мы, и правда, не привыкли к тому, чтобы впускать незнакомцев, которые… эээ, вторгаются в нашу жизнь…
Королева закрыла лицо руками. Ногти у нее были выкрашены в сиреневый цвет – привычка мартышек, которую Антония находила совершенно нелепой. По крайней мере, королева их не грызла.
– О Боже мой, поверить не могу, что у вас хватило наглости сказать такое.
– Это совершенно другое дело, любовь моя. Как я говорил, это не в наших привычках, но у тебя, кажется, есть информация, которая может нам пригодиться.
– Ой, – протянула Антония. – Перестань или я расплачусь.
Все почему-то посмотрели на Джессику, которая сказала:
– Эй, да здесь куча места – для нее или кого другого. Пусть остается.
– Джессике принадлежит дом, – объяснила королева.
– Аа, – ответила Антония, сбитая с толку.
– И, прости, ты, наверное, уже представилась, но я не расслышала.
– Мое имя Антония Вулфтон.
По неясной причине от этого королева побледнела.
– Нет. Это не твое имя, правда? Антония?
– Да что с тобой такое, черт побери? Ты даже побледнела, если это возможно.
Женщина и правда выглядела ужасно… почти некрасивой, а сделать подобное было довольно трудно для хорошенькой длинноногой блондинки с зелеными глазами.
– Ничего. Мм, ничего.
– В смысле, ты же сама королева по имени Бетси, так чего на меня из-за имени наезжаешь?
– Нет, ничего, хорошее имя. Мм, можно называть тебя Тони?
– Нет, – ответила Антония. – Нельзя.
Глава 3
– Ок, вот здесь твоя комната, пока будешь здесь оставаться, а ванная вот здесь… – королева отступила в дверной проход, указав налево, а затем вошла обратно в комнату – огромную спальню с зелеными обоями в золотистую крапинку. Антонии она сразу же понравилась: стены были зелеными, как лес в полдень.
– Прости, ванная отдельно, но она только твоя, так что не придется ни с кем делиться. Ну, думаю это все. Ай!
Антония резко обернулась. Гаретт следовал за ними.
– Твою мать, это уже начинает надоедать, – предупредила она его.
В ответ он улыбнулся.
– Плохой Джордж! Сколько раз говорить, чтобы ты не подкрадывался так?! Ты всех до инфаркта доведешь. Плохой, плохой демон!
– Почему ты обращаешься к нему как к щенку, который описал ковер? – возмутилась Антония.
– Эээ… – Бетси (королева – ха-ха!) расстроилась. – Ты права, я извиняюсь. Просто мы так привыкли к тому, что он больше животное, чем человек. Пару месяцев назад он вообще не разговаривал. Ни единого слова не говорил. Черт, он едва ходил! А потом кое-что сказал…
– Что?
– "Красный, пожалуйста". Он рукоделие любит. Долго рассказывать. А вообще-то, недолго: ему нравится вязать и вышивать и у него закончились нитки. Так что, он сказал это так-то, и все мы переполошились. Вот так! А потом – ничего. Потом появляешься ты, вся такая "Привет, как делишки, Гаретт?" Он, обезумев, сбивает тебя с ног! Пойми, он не только раньше не говорил, он так вообще не делал никогда, если, конечно, не считать того, что он охотился или защищал меня. Он словно лев на газель, когда дело доходит до насильников. Не знаю, так странно. Все равно…