Щепетильные тетушки для виду отнекивались, но неизменно уступали. Любочка делала им модельные стрижки, которым позавидовала бы Маргарет Тэтчер, отмахивалась от благодарностей и убегала, сославшись на дела. Ее эти посещения не тяготили. В Пашиной семье было принято заботиться о старшем поколении, невзирая на степень родства. Кроме того, Любочке просто нравились тетки, такие веселые и добродушные поодиночке и невыносимо склочные, стоило им собраться вместе.
Василиса Трофимовна, или тетя Вася, жившая одна в бывшей двухкомнатной коммуналке на Серпуховском валу, была ее любимицей. У тети Васи в Долгопрудном жили сын и две внучки, а потому Любины визиты на Серпуховку нельзя было истолковать как попытку заполучить в наследство квартиру в центре города. В глубине души Люба с Пашей, конечно, лелеяли такие планы по поводу родственников, но к Василисе Трофимовне они не относились. У нее в гостях Любочка не испытывала чувства неловкости, которое иногда возникало при посещении других тетушек, когда посреди чаепития она вдруг ловила на себе недоверчивый взгляд, вопрошавший: а не смерти ли моей ты, девушка, ждешь?
В прекрасном настроении от чувства исполненного долга Любочка вышла из подъезда, размахивая чемоданчиком-несессером с портативным парикмахерским набором. А Вадим Колосов собственной персоной шагал ей навстречу по двору, погруженный в себя, как человек, который привычной дорогой идет к себе домой. Он бы, конечно, не заметил ее или сделал вид, что не замечает, тем более что на нем были непроницаемые темные очки. Но Любочка этого допустить не могла. Охнув от неожиданности, она тут же бросилась ему наперерез:
— Вадим Григорьевич, это вы? Здравствуйте. Как хорошо, что я вас встретила! Я хотела сказать, как интересно! А вы разве здесь живете?
Она улыбалась неотразимой улыбкой Джульетты Мазины и смотрела на него снизу вверх, стараясь заглянуть как можно выше. Но Любочка была маленькой, и разглядеть волосы возвышающегося над ней мужчины у нее не получалось. Однако бороду она видела хорошо. Судя по бороде, Колосов был настоящий.
Вадим Григорьевич отреагировал не сразу. У него ушло некоторое время на то, чтобы сообразить, чего от него хотят и кто эта женщина. Потом он узнал ее, заметил слишком пристальный и даже несколько испуганный взгляд и понял, где прокололся.
Глава 7
«Гроза омыла Москву, и сладостен стал воздух, и жить захотелось…» Только счастливый человек мог написать такие слова. Три месяца назад прогремела такая же гроза, и воздух после нее остался напоен горечью молодых почек. Чистая литературщина, однако. Отчего вдруг почки горькие? Кто их ел?..
В тот день горькой казалась ему жизнь, когда сквозь омытые грозой окна он смотрел на неоперившийся сад вокруг клиники и повторял про себя только что услышанные слова. Нет, к сожалению, невозможно, и никакой надежды. Что же чувствуют люди, когда такое «нет» подписывает им смертный приговор? Яду мне, яду!..
Врачебное «нет» не грозило ему смертью, немощью, уродством. Но в тот момент это слабо утешало. Мерзкое, унизительное для мужчины чувство растерянности. Что дальше? Как прийти домой и сказать Алине это «нет»? Если промолчать, она все равно догадается, она ведь ждет ответа. Можно, конечно, соврать, сделать это вдохновенно и убедительно, почти поверив самому себе. Он врал жене всю жизнь, и временами довольно удачно. Но что делать дальше?
В таком отчаянии он пребывал три месяца назад. А сегодня он счастлив ослепительно, бесстыдно, непозволительно. И воздух после грозы сладок, как запах карамели в московских переулках, как Танины губы, как ямочка над ее ключицей. И самое нелепое в этом счастье, что он снова не знает, как жить дальше.
Он влюблен как старшеклассник — он, пожилой тертый мужик, который знает о женщинах все, что о них только можно знать. Через его руки и прочие места их прошло несчитано — он никогда не опускался до подсчетов. В золотые годы молодости он был чемпионом в этом трудоемком виде спорта, ставил рекорды и по качеству, и по количеству. Студентки, профессорши, актрисы, стюардессы, даже одна женщина-без-пяти-минут-космонавт, даже одна чернокожая мусульманка. Быстрее, выше, сильнее, и никогда не останавливаться на достигнутом — вот каков был его девиз. Ни одной женщине не удавалось привязать его долее чем на пару месяцев. Алина не в счет — она его не привязала, а повязала, и совсем другим способом.