Марина Серова
Бес в ребро
ГЛАВА 1
В тот день я провожала тетю Милу на проходящий через наш Тарасов поезд Кисловодск — Новокузнецк. Что заставило ее изменить традициям и пуститься в длинное и опасное путешествие — можно было только гадать. «Это — зов сердца!» — торжественно заявила она мне. На лице ее в этот миг были написаны такие волнение и растерянность, что я немедленно усомнилась в правдивости тетушкиных слов и тут же сообщила об этом вслух.
Тетя Мила пораженно взглянула на меня и задумалась. Через минуту она решительно кивнула головой и с преувеличенным энтузиазмом воскликнула: «Нет, правда-правда!», подкрепив меня в убеждении, что с этим самым зовом не все чисто.
Формально повод для поездки был. Неожиданно дала о себе знать старинная тетушкина подруга, бывшая однокурсница, коротавшая теперь пенсионные деньки в далеком Кемерове. В пришедшем из Сибири толстом письме было море ностальгии и приглашение в гости.
Однако я подозревала, что не дружеские чувства движут моей доброй тетушкой. Вернее, не они одни. В ее голове последнее время прочно засела одна безумная идея — устроить мою личную жизнь.
У каждой женщины рано или поздно неизбежно возникает желание устроить чью-нибудь личную жизнь. Отсюда и происходят неожиданные свадьбы, разводы и размены квартир. Теперь подобный момент настиг и тетю Милу. По некоторым намекам, вздохам и печальным взглядам, которыми она с некоторых пор начала одаривать меня, я поняла, что тетушка мечтает об одном: чтобы в моей жизни появился мужчина. Ей казалось, что присутствия именно этого существа не хватает мне для полного счастья.
У меня сложное отношение к мужчинам, и о нем я расскажу чуть попозже, но сразу хочу предупредить — необходимости ежедневно видеть физиономию со следами бритвенного прибора на щеках я пока не испытывала. То есть в рассуждения тети Милы о моем счастье изначально вкралась логическая ошибка.
За одной ошибкой немедленно последовала и другая. Тетушка вообразила, что моему общению с мужчинами мешает ее постоянное присутствие. А вот если бы квартира была свободна, то уж тут бы я развернулась! Как нарочно подоспело письмо из Кемерова, и тетя Мила сочла это знаком свыше. Она размышляла ровно два дня, а потом объявила о своем решении.
— Оставляю тебя одну, — сокрушенно призналась она и добавила со значением: — В мое отсутствие ты должна чувствовать себя в этой квартире совершенно свободно!
Я заметила, что если попытаюсь вести себя свободнее, чем обычно, то, пожалуй, легко выскочу за рамки приличий.
— Это не должно тебя смущать, — сказала тетя и смахнула слезу.
Перед самым отъездом Мила призналась, что поездка имеет и еще одну побочную цель. Она должна стать для нее испытанием духа. Чем-то вроде покаяния и епитимьи.
— Я не беру с собой в дорогу ни одного детектива! — с суровой гордостью похвасталась тетушка.
Мне оставалось только развести руками. Представить мою тетушку без яркого глянцевого томика в руках было невозможно. Глядя на тысячи разноцветных корешков, заполнивших книжные полки в тетиной комнате, я гадала, чем она сумеет возместить себе отсутствие этих драгоценных плодов человеческого воображения.
— Я буду наблюдать жизнь! — словно отвечая на мой немой вопрос, сообщила тетушка.
Я подумала, что наша дерганая невразумительная жизнь будет неважной заменой кристально ясным, логически выверенным детективным конструкциям, но не стала огорчать тетушку этим умозаключением.
Покидая дом, тетя Мила еще раз оглянулась на книжные полки — в глазах ее были боль и беспомощность. Ручаюсь, что в этот миг она позабыла и обо мне, и о своей кемеровской подруге — сейчас ей просто казалось, что неведомые злые силы уносят ее куда-то в преисподнюю, где нет ни мягких кресел, ни сверкающих томиков с красавицами блондинками на обложках.
Впрочем, смятение ее длилось недолго, и через десять минут мы мчались в такси на вокзал, набив багажник и салон машины сумками, чемоданами и пакетами. Тетя Мила не брала с собой книг, но уж об остальном она позаботилась основательно. Так что час, который мы выгадали, выбравшись из дому пораньше, ушел на перетаскивание тетушкиного багажа в вагон.
Давно не выбиравшаяся в большой мир, тетя Мила смотрела с большим уважением на все, что попадалось на глаза: на хмурого проводника в синей форме, на бежевую обивку купе и даже на лысого попутчика, который, обосновавшись в купе еще раньше нас, уже разложил на столике вареную курицу и огурцы с помидорами.
Самое долгое прощание когда-то неизбежно кончается. Объявили отправление. Мы с тетушкой наспех обнялись и расцеловались. В глазах ее была мука.
Когда я уже стояла на перроне и прощально поднимала ладонь, тетушка вдруг высунула голову в открытое окно и отчаянно крикнула:
— Я все равно буду покупать их на станциях! — Она явно имела в виду отвергнутые сгоряча детективы.
Тетя Мила выглядела в этот момент смущенной и виноватой, зато я успокоилась — теперь ей не страшна никакая дорога, она ее попросту не заметит.
Поезд наконец ушел, и я медленно побрела по перрону, намереваясь через здание вокзала выйти на площадь, где находилась конечная остановка общественного транспорта. Я раздумывала, отправиться ли сразу в опустевшую тетину квартиру или как-то отметить ее отъезд — событие, что ни говори, неординарное — и тут появился ОН.
Теперь, пожалуй, не обойтись без рассказа о моем отношении к мужчинам, потому что без этих пояснений вся история может показаться не вполне понятной. Дело в том, что у меня необычная профессия. Я — телохранитель. Я получила необычную подготовку, судьба моя складывалась не совсем обычно, и мой жизненный опыт также трудно назвать обычным. Мне чаще приходилось оберегать мужские тела, чем вверять им свое, и это обстоятельство наложило неизгладимый отпечаток на мое поведение, разум и чувства.