– Этого и не нужно. Я не буду непреклонной, если прольется кровь, ведь нет ничего более ценного, чем жизнь людей Банулта. Мы и так потеряли уже слишком многих, и отнял их враг, с которым сражаться невозможно. Но хватит об этом, ведь гости наверняка скоро спустятся. Так что больше никаких разговоров о сэре Джоне Гранте. Пока я хочу славно провести время с гостями и послушать новости, которые привезла кузина. Они меня развлекут, если я хорошо помню Ариадну. Она всегда была интересной рассказчицей.
– Да, вы этого заслуживаете. Слишком много вы ради нас трудитесь.
– А также ради себя и Элисон, Несса. Но сегодня вечером я не хочу думать о том, что еще нужно сделать, и уж точно не хочу думать о сэре Джоне.
– Вот и правильно, девочка. Хотелось бы только, чтобы и от ублюдка было так же легко избавиться, – пробормотала Несса, направляясь в сторону кухни.
«И я тоже», – подумала Катриона, вздохнув. Однако от мыслей о сэре Джоне не так-то легко избавиться. Он темной тучей навис над нею с той минуты, как она похоронила мужа, одним из первых умершего от лихорадки, что унесла так много людей Банулта. Сэр Джон не желал принимать ее отказа. Почему он решил, что ей требуется новый муж, Катриона не знала, но ему хватило наглости попросить ее руки, когда Бойда еще земле не предали. Что-то необходимо предпринять. Что-то большее, чем просто исправлять нанесенный им ущерб. Но сегодня вечером, решила Катриона, о сэре Джоне нужно забыть. Она хочет порадоваться новым лицам и услышать все новости о том, что происходит за стенами Банулта.
Когда внутренний голос тихонько шепнул, что еще ей доставит удовольствие полюбоваться лицом сэра Бретта Марри, Катриона выругалась. Такой опасности она не ожидала. И самое главное не в том, что он истинное наслаждение для глаз, хотя это и правда. Но она видела красивых мужчин и прежде. Они жили и в Банулте, пока лихорадка не убила некоторых из них, а остальные отправились во Францию в поисках средств, чтобы вновь сделать Банулт удобным, приятным местом, каким он был когда-то. Однако ни один из тех мужчин не заставил ее сердце трепетать.
А тут стоило лишь посмотреть в темно-зеленые глаза, и ты сразу же размякла и поглупела, сердито подумала Катриона. Может быть, все дело в том, что она почувствовала возможность истинной страсти, какой Катриона так и не испытала в замужестве, но о которой часто говорили другие женщины. Она мечтала обрести ее с Бойдом, но оказалось, что как мужчина он довольно холоден. В постели все происходило быстро, и занимался он этим только ради зачатия ребенка. Бойд проявил достаточно доброты, когда после двух лет этих трудов она произвела на свет дочь, а не сына, которого он так жаждал, и снова вернулся к попыткам зачать наследника. Катриона все еще чувствовала себя виноватой за то, что слишком часто страшилась своей супружеской постели.
Она улыбнулась при мысли об Элисон, ее чересчур кудрявых рыжих волосах и больших голубых глазах. Пусть все остальное в замужестве обернулось печалью и разочарованием, но только не Элисон. Из-за этого ребенка она не горевала о молодости, проведенной в браке, который не принес ей счастья. Катриона даже терпела попытки Бойда зачать наследника снова после рождения Элисон – по той простой причине, что тоже хотела еще одного ребенка.
И Элисон была одной из причин, по которой она не хотела иметь ничего общего с сэром Джоном Грантом. Он видел ее дитя лишь несколько раз, и его безразличие к малышке положило конец любым ее мыслям о нем. Теперь она смотрела на него, как на досадную помеху. Катриона чувствовала, что сэр Джон не будет рад ее ребенку, даже если она окажется совершенной дурой и решит, будто брак с ним разрешит все проблемы. От этой мысли ее пробирал холод до самых костей. Элисон не просто не получит от этого мужчины любви и мудрого руководства, нет. Катриону не оставляло чувство, что сэр Джон станет угрозой ее дочери, которая может предъявить свои права на Банулт. В конце концов, Бойд получил Банулт в приданое за первой женой в день их свадьбы, когда он взял себе фамилию Маки, на радость ее стареющему отцу. И он должен перейти к ребенку Бойда в случае его смерти; а вот если Элисон исчезнет, земли достанутся любому другому ребенку, которого может родить Катриона.
Сообразив, что все еще стоит у стола, хмурясь на дверь, Катриона выпрямилась и постаралась прогнать все эти мрачные мысли. Прошлое есть прошлое, и его уже не изменить. Думы о нем пробуждают печаль, а Катриона не хотела впадать в подобное настроение. У нее гости, как раз сейчас они спускаются, слышен топот мужских сапог на лестнице, и скоро она разделит с ними трапезу.