Я осознаю мир, и человеческое существо, которым я пользуюсь, как инструментом для осознания, такой же рисунок на бескрайней картине мира, как и все остальное!
Эта простая мудрость ясна и доступна, и всегда лежала передо мной и перед каждым, как на ладони.
Я переживаю! Проживая, ощущаю бурление, течение, изменение самой жизни, и не вижу эту самую жизнь отдельно от себя! Не чувствую как что-то запредельное, неподвластное осмыслению, лежащее по ту сторону моста!
Жизнь здесь — игривая, изменчивая, текучая и бесконечно глубокая, прямо здесь, прямо сейчас, и я даже не был частью ее, я и есть жизнью!
И этот вкус всемогущества на губах, вкус, запах целостности и глобальности, когда любые возможные миры ощущаются, переживаются не более, чем мимолетные и преходящие солнечные лучи… Я — То самое, что вмещает в себя и эту небывалую прежде ясность и хаос жизни, ее непрекращающуюся игру…
Я точно знал, что поиск мой наконец-то завершен, и впервые в этом нет никаких сомнений!
И это все, все, о чем невозможно было даже мечтать, дала мне Она…
При мысли о Ней, я чувствую привычную волну сладкого трепета в каждой клеточке тела, каждом потаенном уголке ума.
Она действительно благоволила ко мне, раз столь щедро наградила за все перенесенные страдания и долгие годы безуспешной практики.
Она была со мной всегда, неотлучно, Ее лицо стоит перед глазами, даже когда не разглядываю Ее лик, изображенный на танкха.
Она улыбается мне из зелени деревьев, из благоухания цветов, из самой сути солнечного света!
Она является в самых разных своих формах, самых разных проявлениях, демонстрируя множество лиц, и каждое из этих лиц мне знакомо!
Со светлой, блаженной улыбкой на немолодом, некрасивом лице, Клод спустился к ручью для совершения омовения. Потому что прикасаться к изображающей Ее статуе надлежит в абсолютной чистоте тела и помыслов.
Сегодня особенный день, когда он самолично поднесет Ее статуе особые дары в знак своей безграничной верности и благодарности.
Возвращается в пещеру всегда с замиранием сердца — а вдруг случилось непоправимое, и драгоценная статуя исчезла? Что тогда будет с ним? Это крах, это конец!
Но нет, каждый раз нет! Ничего такого не происходит, Иштар стоит перед ним, сияя неземной, непонятной человеческому разуму красотой.
Трижды склонившись перед статуей, Клод приступил к ритуалу.
Голову украсил венцом Эдена, имя которому Шугур.
На лоб накинул ленту «Прелесть чела».
Подвел прекрасные глаза притираньем «Приди, приди».
В руки вложил знаки владычества — жезл и бич.
Тонкую, длинную шею, украсил лазурным ожерельем.
Полные груди прикрыл сеткой «Ко мне мужчина, ко мне».
Бедра укрыл повязкой «Тамар», одеяньем владычиц…
И тут все закончилось, смешалось, скомкалось, сменилось темнотой, оглушительным грохотом, под ногами заходила земля и я почувствовала, как проваливаюсь в эту темноту, которая не переставала трясти меня и звать голосом мистера Эддара:
— Тара! Тара!! Истар, проснись!
Нет, это не было землетрясением, а всего лишь нашим капитаном, который сидел на моей кровати и бесцеремонно тряс меня, повторяя мое имя.
Не спится же человеку…
Стоп! Ночью! В моей комнате! Ну уж, вы меня простите, но это слишком…
Звук пощечины доходчиво объяснил нахалу, что я вполне проснулась.
— Мистер Эддар!..
Я просто полна негодования, и преисполнена желания прямо сейчас объяснить этому нахалу все преимущества привычки стучаться, когда входишь в каюту к девушке, а также крайнего нежелательства посещения вышеупомянутых кают в ночное время, но он меня опередил.
— Что тебе снилось, Тара? Отвечай немедленно!
Мне что-то снилось?
Точно! Этот гад прервал такой сон!..
Мистер Эддар ловко перехватил мою руку, видимо сочтя, что одной пощечины для него достаточно на сегодня. Наивный!
— Не раздумывай, а то забудешь. Что тебе снилось?!
Забуду?! Такое?!
Я щелкнула выключателем и перевела взгляд на свои татуировки… Ну надо же, как во сне… Но было во сне кое-что еще, показавшееся смутно знакомым…
— Тара?!
— Мистер Эддар, черт бы вас побрал! Мне снилось, что я странствующий монах, который совершает какой-то религиозный обряд, если я не ошибаюсь… Ну, как объяснить ему все те состояния, что я переживала во сне, будучи этим самым монахом?!
— Какой обряд? Ты помнишь?
— Я сидела на полу, ноги вот так скрещены… Перед статуей… Одевала на нее украшение за украшением… По-моему, даже подвела ей глаза краской… Не помню, там много всего было.