– Да, мадам. Там, правда, мало места, но мне очень удобно. К тому же Черный Генри во время своей вахты часто рассказывает мне разные истории, пока я не усну. А утром он напевает замечательные песни. А когда ночью дежурит капитан Йорк, он ведет себя тихо как мышь.
– Если хочешь, я поговорю с капитаном, – пообещала Мэдди. – Возможно, он разрешит тебе ocтаться. Не думаю, что он будет возражать.
Рот Уилла растянулся в улыбке.
– Благодарю вас, мадам. Когда меня ударили ножом, – добавил он с серьезным видом, – капитан дал мне трубку, чтобы я не чувствовал боли. У меня были чудесные сны. Самые настоящие.
– Ты хочешь сказать, что они были похожи на реальность?
– Да, мадам. Но мне показалось тогда, что вы громко ссорились с капитаном. Вы действительно поссорились?
– Нет, не совсем так. То есть мы действительно немножко поссорились, но сейчас уже все позади. Он очень разозлился на меня из-за того, что я нарушила его приказ и вышла на основную палубу. И тебя из-за этого ранили. Ты же знаешь, Уилл, что капитан Йорк души в тебе не чает.
Уилл просиял.
– Мы можем приступить к занятиям прямо сейчас? Я хочу, чтобы капитан Йорк гордился мною.
Мэдди улыбнулась и протянула руку за Библией.
– Думаю, что у него уже сейчас есть все основания гордиться тобой, Уилл. Ты храбрый мальчик. Я даже представить себе не могу, что случилось бы со мной в тот день, если бы не твоя помощь.
Уилл снова улыбнулся, но промолчал. Он пододвинул стул поближе и открыл книгу.
– Я готов.
Мэдди отыскала в Библии Псалтырь и показала ему на двадцать третий псалом.
– «Если я и пойду долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что ты со мною…» – торжественно начал Уилл. Мэдди знала, что он уже запомнил некоторые слова, но все остальные он читал по книге.
Уилл продолжал уверенно читать и через некоторое время закончил текст. Мэдди обняла своего юного друга.
– Молодец, Уилл. Ты неплохо читаешь.
– Давид был тогда еще молодым? – неожиданно спросил мальчик.
Мэдди утвердительно кивнула.
Полагаю, что он был примерно твоего возраста.
– И у него тоже не было родителей, правда?
– Думаю, не было…
Уилл посмотрел на нее полными грусти глазами.
– Мне больше всего на свете хотелось бы иметь родителей.
Мэдди еще крепче обняла парня и сочувственно посмотрела на него. «Какая же я все-таки эгоистка», подумала она с горечью. Уилл так же одинок в этом мире, как и она, хотя и родился в этом веке. Этому мальчику ничуть не легче.
– Я вижу слезы в ваших глазах, – тихо сказал Уилл, встревоженно глядя на нее.
– Ничего страшного, Уилл, – попыталась успокоить его Мэдди. – Я просто подумала, что ты, вероятно, чувствуешь себя очень одиноким.
– Нет, со мной все в порядке, – заверил он.
– Да, я знаю. К сожалению, я не могу быть для тебя матерью, но, может быть, ты сможешь относиться ко мне как к своей сестре. Понимаешь, у меня тоже нет семьи, и если бы мне пришлось выбирать себе брата, то я непременно выбрала бы тебя.
Уилл засиял.
– Я действительно могу считать себя вашим братом?
– Разумеется.
– Мы всегда будем друзьями, – сказал он, плотнее прижимаясь к ней. – Всегда.
Сара Оурт пристально смотрела в обрамленное серебряной рамкой зеркало.
– Уже сорок, – прошептала она и провела рукой по лицу, а затем по все еще гладкой коже шеи. Никто не верит, что ей уже сорок лет. В особенности мужчины. Они по-прежнему считают, что ей еще нет и тридцати, даже когда рядом с ней ее красивая восемнадцатилетняя дочь Катра. Многим кажется, что они сестры, а не мать и дочь. Правда, она очень редко появляется на людях с Катрой, которая отсутствовала более двух лет и только недавно вернулась в Нью-Йорк.
Сара молча поблагодарила Бога за то, что он позаботился о ее голландско-скандинавском происхождении. Именно это позволило ей сохранить прекрасную внешность и выглядеть гораздо моложе своих лет. Она была достаточно высокой, в особенности по сравнению с другими женщинами, с прекрасной фигурой, длинными ногами, небольшой, но весьма упругой грудью. Гордую шею слегка прикрывал и белокурые локоны. Общую картину завершали очаровательные глаза небесно-голубого цвета, на которые было просто невозможно не обратить внимания. Когда-то, в молодые годы, ее волосы опускались до пояса, но сейчас, в более зрелые годы, она стала заплетать их в две косы, искусно уложенные на голове.
Словом, Сара уделяла внешнему виду немало внимания. Так, например, она регулярно занималась физическими упражнениями, старалась не переедать, а на ночь натирала все тело ароматным китовым жиром. Этот жир придавал ее коже необыкновенную мягкость, эластичность и почти юношескую свежесть. Кроме того, Сара регулярно получала из Парижа самую лучшую косметику. По особо важным случаям она удлиняла ресницы, пудрила лицо и использовала духи, обладающие источавшим соблазн ароматом.
Но наибольшую зависть у всех нью-йоркских дам вызывал ее изумительный гардероб. Ее платья были вне конкуренции. На Сару шили портные со всего мира, и она не жалела для этого никаких денег. У нее был самый лучший шелк с Востока, изумительный голландский хлопок, бархатные платья из Парижа, кружевное белье и роскошные меха из дикой России. Зимой, когда весь Нью-Йорк был укутан мерзкими туманами, продувался холодными ветрами и скрывался под толстым слоем снега, Сара Оурт наряжалась в теплое шерстяное пальто, отороченное соболями, и надевала великолепно сшитую соболиную шляпку. В таком виде она гордо разъезжала по городу в ярко-красных санях, запряженных четырьмя черными жеребцами. Короче говоря, ее знали почти все в этом городе, если не лично, то, во всяком случае, по рассказам, передаваемым из уст в уста.
Сара не только прекрасно одевалась и тщательно следила за собой. Она и жила как самая настоящая принцесса, заботливо окружая себя роскошью, которую, впрочем, никто не смел назвать непозволительной. Ее трехэтажный кирпичный особняк располагался в самом престижном районе Нью-Йорка – в нескольких кварталах от церкви Святой Троицы. Он был обставлен изысканной дорогой мебелью, необыкновенно мягкими диванами; и инкрустированными перламутром столами.