Оставшись наедине с обрубками, Эрнест положил их перед собой и подумал, что накладывать на себя руки и заканчивать жизнь самоубийством не имеет смысла - умереть он сможет в любой день. Когда уж совсем станет невмоготу, знакомые голландцы помогут организовать безболезненную эвтаназию. И ещё он подумал, что никогда ему прежде не хотелось так сильно встречать день на рассвете и провожать на закате.
Он стал художником. Пристёгивает кисти к тому бесценному, что осталось и чего он лишился, по-видимому, по собственной глупости, но чаще держит их между "кулачками". Рисует и продаёт дорого то, что пытается изобразить и донести. У него есть помощник, молчаливый и напоминающий скорее тень, чем живого человека.
- Вот, пожалуй, и конец той нехитрой истории, которой я решил поделиться с вами, уважаемая доктор...Как вас величать?
- Татьяна Алексеевна.
- Уважаемая доктор Татьяна Алексеевна. Надеюсь, я вас не сильно утомил.
- Что вы, напротив, мне было интересно выслушать вас. Но дать ответ на поставленный вами вопрос и что-то сказать по поводу услышанного я сейчас не в состоянии. Отложим до завтра. Где я могу поглядеть на работы того музыканта?
- Недалеко отсюда есть уютная картинная галерея, - мужчина продиктовал адрес.
Парк наполнялся отдалёнными звуками автомобилей, шагами и приглушёнными голосами прохожих, спешащих на работу. По безмятежному глянцу водоёма неторопливо плыла жёлто-красная флотилия листьев.
Татьяна Алексеевна поднялась:
- До свидания. Было приятно с вами познакомиться, - женщина хотела протянуть руку для рукопожатия, но её словно ударило током.
За время монолога мужчина, так и не открыв глаз и продолжая сидеть, обратив лицо к солнцу, интуитивно и неосознанно вынул руки из карманов. Чёрные кожаные перчатки были неестественно выгнуты вверх, наружу от ладоней. Часть пальцев - смята гармошкой.
- Доброго вам дня. Прощайте.
Предыстория вторая
Пока Татьяна Алексеевна отходила от скамеечки с продолжающим комкать перчатки мужчиной и шла к выходу, не замечая ничего и никого вокруг, в голове её проносились сменяющие друг друга обрывки таких же скомканных мыслей:
Она может помочь с новыми протезами...он не примет её помощи...он не беден...такие люди не распахивают душу перед первым встречным...слишком гордые...она, хирург с двадцатилетним стажем,...слишком жестока... оставила его наедине со своими раздумьями после всего того, что услышала...протезы у него, скорее всего, есть...почему-то он предпочитает ими не пользоваться...
Татьяна Алексеевна даже не стала заходить домой, чтобы переодеться.
В ожидании открытия галереи она битый час кружила вокруг здания, во флигеле которого предоставили место для экспозиций и картин.
Пожилая женщина, работник галереи, отпирая дверь и снимая сигнализацию, едва не была сбита с ног натиском первой посетительницы, словно ураган ворвавшейся в полумрак помещения.
Пианист не стал брать псевдоним и выставлялся под своим именем.
Эрнест!
Картины. Небо. Облака. Тучи. Кроны деревьев. Горизонт. Небо. Хмурое. Безоблачное. Дождливое. Радужное. И на каждом живописном полотне - лучи, бесценные лучи, пронизывающие всё и вся, пробивающиеся сквозь любую плотную завесу или нежно приглушённые, чтобы ненароком не ослепить...
Небо. Хоровод листьев, обласканных теми же благодатными лучами.
Одна поразила в самое сердце: семь лучей семи цветов, озаряющие размытый контур пылящегося в углу рояля. На нотном стане мелким, практически не различимым невооружённым глазом шрифтом, запись мелодии. С помощью увеличительного стекла Татьяна Алексеевна обязательно перепишет ноты и попросит кого-нибудь сыграть музыку души, которую для неё играет музыкант.