— Надо было закончить одно дело, связанное с Кеном, — туманно ответила она.
Когда Эрин добралась до дома, она была совершенно без сил от боли в сердце, переживаний и жары. Петунии в горшках почти завяли.
Если она не потеряет сознания, непременно польет их, хотя сегодня вряд ли хватит сил на это. Она включила кондиционер — одно из многих ее нововведений в этом доме. С трудом добралась до своей спальни и запустила вентилятор под потолком.
Эрин переоделась в просторный сарафан с узкими бретельками. Бледно-голубая полупрозрачная ткань окутала ее подобно облаку. Не в силах дольше терпеть тесноты, она сняла бандаж-панталоны и натянула маленькие трусики, избавившись и от остального белья.
Думать о еде было противно. Она спустилась в кухню и налила себе холодного чая со льдом, добавив немного лимонного сока. Войдя в гостиную, как всегда, задержалась, чтобы полюбоваться ею. Она любила эту комнату. Темно — бежевые стены, белые деревянные панели и ставни. Диван и легкие кресла тоже белые, но их оживляют яркие подушки — синие, зеленые, оранжевые. Как обычно, ее взгляд остановился на белом камине. Всего каминов в доме было три.
В ту ночь Ланс зажег огонь в забытом камине. О чем он думал? Может быть, о ней? Может быть, он хотел, чтобы она сошла вниз?
Прекрати!
Она опустилась в кресло, поставив ноги на скамеечку. В руках она держала фотографию, привезенную Лансом, и, прихлебывая чай, разглядывала лица своей семьи. Завтра нужно купить золотую рамочку. Какую лучше — викторианскую, изукрашенную, или совсем простую, чтобы не отвлекала от самой фотографии?
Впервые в жизни она чувствовала себя так, словно получила наследство. У нее есть родственники. Теперь можно успокоиться.
Если бы сердце не болело из-за мужчины… Зазвенел дверной звонок, и она вздрогнула. Должно быть, посыльный. Нетвердо ступая, она поднялась с кресла и направилась к двери. На пороге между вазами с красной геранью стоял Ланс.
Она отпрянула — его лицо было свирепым.
— Раздевайся.
Не веря своим ушам, она ошеломленно смотрела на него.
— Что…
— Я говорю — раздевайся! — Он втиснулся в дверь. — Или я сам тебя раздену!
Заперев дверь, она повернулась к нему. Он говорил голосом, не допускающим возражений. Не приходилось сомневаться, что он осуществит свою угрозу.
Что ж, она не станет в страхе прятаться за дверью. Она решительно вздернула подбородок:
— Но сначала тебе придется меня убить.
— Не искушай меня, — пробормотал он. — А то я и впрямь сверну твою очаровательную шейку.
— И чем же я это заслужила? — Ее сердце бешено колотилось. Неужели он понял? Наверняка понял. От него ничего невозможно скрыть.
Он прищурился, глядя на нее. Голубой блеск между густыми щеточками золотистых ресниц.
— Я сразу не сообразил что, но понял, что-то в тебе изменилось. И почти уже вошел в самолет, когда вдруг меня осенило. — Его лицо утратило выражение каменного безразличия, и перемена едва ли была столь же разительной, если бы он внезапно снял маску. — Эрин…
Он не договорил, вместо этого шагнул к ней и раскрыл объятия. Она инстинктивно прикрыла руками живот. Он властно отодвинул ее руки и обхватил ее талию своими ладонями.
Он помнил ее живот почти совершенно плоским и мягким. Теперь он стал выпуклым и тугим. Не отрывая рук, он наклонился к ней, тяжело вздохнул и с болью во взгляде спросил:
— Стэнтон?
Она попыталась улыбнуться, но губы дрожали.
— Нет, Ланс.
Глазами он задал самый главный вопрос, и ее взгляд ответил так же безмолвно. Она на секунду опустила ресницы.
Медленно, осторожно он поднял ее на руки и так держал, чувствуя, как они становятся единым существом.
— Господи, Эрин, почему ты ничего не сказала мне? Ты хотела родить моего ребенка в тайне от меня? Но почему?
Она еще не слышала, чтобы Ланс говорил так виновато. Каждая черточка его красивого мужественного лица выражала смятение. Вовсе он не был непробиваемым. Мужчина как мужчина.
Она крепче прижалась к нему.
— Думаешь, я не хотела? Но как? Об этом ни в письме не напишешь, ни по телефону не скажешь. Я думала, что больше никогда тебя не увижу. И решила как-нибудь сообщить после рождения ребенка, а до этого, мне казалось, не представится случая.
— Случая? — переспросил он, ставя ее на пол, но продолжая обнимать за плечи. — Какого случая?
Она отвела взгляд от его сурово вопрошающих глаз.
— Ланс, откуда я знала, как ты отнесешься к… ребенку. А вдруг бы ты захотел, чтобы я… Он понял, чего она не договорила.
— А ты не могла это сделать, — утвердительно сказал он.
— Нет! — воскликнула она, — Почему?
Она нервно облизнула губы.
— По… потому что мои религиозные убеждения этого не допускают.
— Только поэтому? Других причин нет?
— Есть. Причина во мне. Я никогда бы не смогла пойти на это.
— Но что-нибудь еще удерживало тебя от того, чтобы уничтожить моего ребенка?
Его напрягшиеся плечи выдавали важность этого вопроса для него.
— Нет, — ответила она. Но он ей не поверил.
— Да, Эрин. Скажи!
— Нет.
— Скажи мне, черт побери! — наконец закричал он.
— Я люблю тебя! — крикнула она в ответ.
Они стояли, глядя друг на друга и тяжело дыша, а стены пустого дома многократно повторяли эхо этих слов.
Потом она припала к нему. Одной рукой он, словно стальным обручем, обхватил ее спину, а другую погрузил в короткие темные локоны, прижав ее голову к груди и легко целуя ее волосы.
— Эрин, Эрин, ты не знаешь, какого черта мы мучили друг друга? Подумать только, ты была одна все это время, когда я как никогда должен был быть с тобой! И я хотел быть с тобой! Господи, как я хочу быть с тобой, ребенок там или не ребенок!
Она обхватила его за талию и прижалась к нему так, словно хотела слиться с ним воедино.
— Что ты сказал, Ланс?
— Когда ты уехала из Сан-Франциско, я думал, что умру от желания. От любви к тебе. — Он наклонился и пылко поцеловал ее в шею. — Но мне казалось, что я должен отпустить тебя. Ты не сказала Стэнтону о нас, хотя могла бы. Я думал, что ты хочешь вернуться к Стэнтону и забыть обо мне.
— О, Ланс! Ты был таким жестоким и насмешливым, таким чужим! Я подумала, что я для тебя просто забава, и ты рад, что Барт тебя от меня избавил.
Он обнял ее крепче, чтобы показать, как она ошибается.
— Жестоким… Моя жестокость — просто защитная реакция. Я все время боролся со своей любовью и страшно боялся, что ты поймешь, что я в тебя влюбился. Мне казалось, вы со Стэн — тоном потешаетесь надо мной.
Он касался губами ее обнаженных плеч. Она вытянула край его рубашки из-под брючного ремня и запустила руки под рубашку, гладя твердые мускулы его спины.
— Помнишь Хиггинса? Мы видели его в Хьюстоне в первый день, когда с тобой встретились. Я велел ему не упускать тебя из виду. Я знал, что ты не вышла замуж за Стэнтона.
— Тогда почему же ты по приехал раньше?
— Знаю, ты, наверное, не поймешь, но я не мог приехать, пока мне нечего было тебе предложить.
Он отпустил ее и сел на диван, сжав руки между коленями.
— Ты ведь достигла гораздо большего и была тогда гораздо богаче меня. Я любил тебя еще и за это. Я совсем не такой шовинист, каким ты меня представляешь, Эрин. — Он усмехнулся, потом опять стал серьезным. — Но я не мог сделать предложение, пока у меня не было даже дома, в который я мог бы тебя привести, а только казенная квартира. У меня действительно не было будущего, мне нечего было тебе предлагать. Я не мог приехать, пока не устроил свою жизнь и не начал зарабатывать приличные деньги.
Она села рядом и обхватила его широкие плечи.
— Но для меня все это совершенно не имеет значения. И никогда не имело значения. Я же тебе говорила.
— Зато для меня — дьявольски важно. — Он обнял ее и глубоко вздохнул. — Выходи за меня замуж, Эрин. Я не так богат, как Стэнтон, но я…