Когда она допила молоко, легкое головокружение прошло, и она с запозданием поняла, что то, что она пропустила завтрак, плохо повлияло на нее. Утром она не поела, а вечером накануне почти не притронулась к ужину — не удивительно, что она чувствовала себя плохо.
Он, вероятно, подумал, что она притворяется, чтобы вызвать его сочувствие. Она не могла понять его взгляда, поэтому отвела глаза и уставилась на полированную поверхность стола, пытаясь побороть свое смущение.
— Лучше? — спросил он.
Она кивнула.
— Спасибо. Извините, что я вела себя так глупо.
— Все в порядке. Но вы сказали кое-что, что должны объяснить мне.
— Я не думаю…
— Не теперь, — прервал он ее. — После того, как мы поедим.
У нее не было сил протестовать. Она молча сидела и ждала, пока принесут еду. Позднее ей трудно было вспомнить, что она ела. Она все еще не чувствовала голода, а ела просто потому, что Энтони считал, что ей это необходимо.
Когда они кончили обедать, официантка предложила десерт, от которого они отказались, и попросили кофе. Увидев, как хорошенькая блондинка-официантка улыбнулась Энтони, Стефани расстроилась из-за того, что была одета в поношенный и пыльный костюм для верховой езды. Все прошедшие годы ей хотелось быть такой же высокой и светловолосой, как он, и иметь золотисто-карие глаза вместо своих неопределенно серых.
— Сейчас, — сказал он, когда официантка нехотя отошла от их столика, — я думаю, нам надо кое-что обсудить.
Стефани слегка покачала головой.
— Что бы я ни сказала на ферме, это не представляет никакой важности. Вы были правы. Мне надо было сделать перерыв и что-нибудь поесть.
Он не обратил на ее слова никакого внимания.
— Вы сказали, что вам необходима работа, иначе вы не сможете сделать все остальное. Что вы подразумевали под этим, Стефани?
Она пообещала себе не лгать ему, не притворяться перед ним, но не хотела, чтобы он узнал, как плохо обстоят дела.
— То, с чем необходимо справиться, — болезнь отца. Заботиться о нем. Вот и все.
— Финансовые проблемы?
— Ничего такого, что мне не по силам, — сказала она упрямо.
Его глаза слегка сузились, но вместо того, чтобы настаивать, он предложил:
— Вы сказали, что я имею право мстить вам. И что-то о том, что я могу все погубить. Что вы имели в виду на этот раз?
Стефани вынудила себя пожать плечами.
— Вы дали мне достаточно ясно понять вчера вечером, что вы… намерены сравнять счет. Я только… прошу вас не насмехаться надо мной и не принижать мою работу.
Ее взгляд не поднимался от чашки с кофе.
— Я знаю, вы, возможно, посчитаете это смешным или банальным, но я… наслаждаюсь работой с лошадьми, она хорошо мне дается. Единственный раз в моей жизни я почувствовала… Ну, пустяки.
— Я никогда не говорил, что это смешно или банально.
Она снова пожала плечами.
— Когда вы появились сегодня утром, я все время ожидала, что вы скажете что-либо подобное.
— Потому что я жажду мести?
— Это нетрудно представить себе. Я не могу… не могу бороться с вами словами, Энтони, вы слишком хорошо умеете использовать их. Я поняла это прошлой ночью.
4
— Я действую вам на нервы? — спросил он.
— Разве вы не стараетесь сделать это?
Он молчал, она внезапно подняла на него глаза.
— Может быть, я заслужила это, может быть, я заслужила все, что вы говорили мне…
— А вы сами не знаете, заслужили или нет? — спросил он с легкой насмешкой в голосе.
Стефани покачала головой.
— Это неважно. Единственное, что имеет сейчас для меня значение, это распятие, и если вы намереваетесь помешать мне…
— Подождите минутку, — прервал он ее, нахмурясь. — Вы что, всерьез планируете найти распятие?
— Я знаю, вы думаете, что это глупая шутка, но я не обманываю вас. Мой отец верил, что распятие существует, когда никто другой не верил в это, и я не собираюсь позволить ему умереть без того, чтобы он не узнал, что был нрав.
— Вы не знаете, прав ли он. И даже если допустить существование распятия, специалисты считают его поиски безнадежным занятием. Ради Бога, Стефани, подумайте хоть минуту. Даже если бы у вас была чертовски малая надежда на то, что вы его найдете, — а ее у вас нет, — каким образом вы вывезете его из страны? Если вы не знаете, реликвии подобного рода рассматриваются как национальное достояние.