— Осторожно. Это небезопасно. — Он поймал ее за руку и заставил остановиться.
— Я просто хотела намочить ноги, — возразила она, подняв умоляющие глаза. Легкий ветерок трепал ее рассыпавшиеся по плечам волосы.
— Тогда пойдем вместе.
Они спустились с каменистого обрыва на пляж. Хуан все время держал ее за руку. Его парусиновые туфли намокли в волнах, которые набегали на берег и с шипением откатывались назад.
Как только прохладная вода коснулась ее ног, девушка моментально забыла обо всем на свете. Радостный возглас вырвался из груди; она подняла лицо к небу в желании слиться с окружающей природой.
— Может быть, хватит? — мягко прозвучало рядом. Лишь тут Дора пришла в себя и вспомнила о стоявшем рядом Хуане. Его сильные пальцы сжимали ее плечо, и девушка невольно обратила внимание на то, что одежда спутника гораздо меньше подходит для таких прогулок, чем ее собственная.
— Ой, извините… — Она посмотрела на его промокшие туфли и подвернутые брюки, тем не менее пострадавшие от соленой воды. — Ваша одежда намокла…
— Высохнет, — прервал ее извинения Хуан. — Будь осторожна на мокрых валунах. Если ты упадешь и сломаешь ногу, мне придется всю обратную дорогу нести тебя на руках.
— Да, такого допустить нельзя, — легко согласилась она, вкладывая в свои слова двойной смысл. — Не беспокойтесь. Я очень ловкая.
И она доказала это, без приключений выйдя из полосы прибоя, а затем легко взбежав на обрыв, где оставила свои босоножки.
— Куда теперь? — спросила Дора, надев обувь и поворачиваясь к своему спутнику.
— Это зависит от тебя. — На лице Хуана застыло странное выражение. — Чего бы ты хотела?
— Я об этом как-то не думала… — Ее голос замер. Казалось, каждая клеточка наполнилась электричеством. Дора облизнула пересохшие губы, ощутив вкус соли, и провела рукой по влажному лбу.
— А ты бы подумала.
Он подошел к ней ближе, и Дора ощутила тепло, исходившее от его тела. Смущенная чем-то девушка запустила руки в волосы и потрясла головой, словно пытаясь перебороть охватившее ее странное оцепенение. Но атмосфера вокруг становилась какой-то наэлектризованной. Обеспокоенная, она подняла руку и потрогала то место на предплечье, где оставили невидимый след пальцы Хуана.
Он проводил ее движение взглядом затуманенных глаз, а затем снова взял Дору за руку, не обращая внимания на ее тихий возглас, притянул к себе и прижал к своему телу. Пальцы Фламинга запутались в каштановых волосах; поддерживая голову девушки, он нагнулся и лихорадочно впился в ее губы.
Она не могла… не должна была отвечать на этот поцелуй. Но в неравной борьбе разума и тела победу одержало последнее: как только язык Хуана нежно коснулся ее языка, она почувствовала, что теряет способность разумно мыслить и медленно растворяется и исчезает, как кубик льда в напитке, поданном в жаркий летний день. Шаг назад, и ее податливое гибкое тело оказалось прижатым к стволу дерева. Ей некуда было отступать от статной фигуры Хуана, оказывавшего на нее магическое действие. Дора чувствовала упругие мужские бедра. Он настойчиво прижимал девушку к себе, отчего ее груди напряглись.
Она пыталась протестовать, но Хуан не позволял вырываться ее жалобным звукам, прижавшись таким жарким и страстным поцелуем, что в конце концов руки Доры, старающиеся оттолкнуть Фламинга, бессильно повисли на его плечах. Ее сжигал внутренний огонь, разжигаемый телом сильного мужчины, прикосновения которого были мучительно сладкими. Ее собственное тело уже сдалось. Только один рассудительный, холодный участок мозга сигналил об опасности и призывал к сдержанности.
Внезапно Дора почувствовала жесткий толчок его возбужденной плоти, который тут же отрезвил ее и побудил к действию. Она начала сражаться изо всех сил; извиваясь и тяжело дыша, оторвалась от его хищного рта и, всхлипнув, выкрикнула единственные слова, которые могли дойти до Фламинга:
— Перестаньте! Я ведь жена вашего брата! Я жена Марио!
Каждая черта лица Хуана и его напрягшееся тело красноречиво говорили о крайнем возбуждении, но его сверкающие молниями глаза были тверды и непреклонны. Он отступил в сторону, подчиняясь ее требованию, презрительно оглядел с головы до ног и снова вернулся к лицу, на котором было написано отчаяние.
— Наконец-то! — удовлетворенно произнес он. — В конце концов я все-таки нашел способ заставить тебя сказать это вслух!
7
Хуан был дьявольски напорист и бесстыж, и она ненавидела его за это. Доре уныло приподняла в ванне левую ногу и принялась рассматривать волдырь на большом пальце, натертом босоножкой. Если ей следовало понести наказание за свою дурацкую уступчивость бесцеремонному и умелому соблазнителю, то она его донесла, пройдя два километра с больной ногой. Морская соль от долгой ходьбы въелась-таки в рану.
Но физическая боль не шла ни в какое сравнение с той, которая терзала ее душу, и это было страшнее всего. Разум отказывался называть ее чувство к надменному мексиканцу благородным словом «любовь», но когда ее сердце бешено стучало от близости сильного мужского тела, Дора готова была поклясться, что испытывает нечто куда более глубокое, чем простое физическое влечение.
Разве можно вешаться на шею человеку, который относится к тебе с нескрываемым презрением? Ведь даже к доброму, застенчивому, влюбленному в нее Ренольду она испытывала лишь дружеские чувства. Но разве обидные и жестокие слова больной Мириам мешали ей искренне любить бабушку? Она часто плакала от этого по ночам, потому что не была толстокожей и не умела пропускать оскорбления мимо ушей. Однако она понимала их причину и никогда не позволяла огорчению разрушить свою любовь к бабушке. Потому что причиной этих оскорблений было недоразумение. Картина повторялась.
О, она все прекрасно понимала. У Хуана было полное право ненавидеть женщину, которая так ужасно обошлась с его братом…
Хотя вода в ванне была теплой, Дора зябко поежилась, вспомнив про возвращение с пляжа. Хуан не делал скидки ни на ее более короткий шаг, ни на крутой подъем, и она была вынуждена, стиснув зубы от боли, почти бежать, чтобы не отстать от спутника, слишком гордая, чтобы обратить его внимание на усталость и попросить идти помедленнее.
Что ж, по крайней мере невольное признание, что она супруга Марио, помогло ей чувствовать себя более уверенно. Теперь нужно только подыгрывать этой выдумке, пока не обнаружится правда. Но… Она ведь перестала уверять Хуана в своей невиновности, так зачем же ему понадобилось прибегать к обольщению, чтобы заставить ее признаться? Дора задумчиво зачерпнула ладонью воду и вылила на грудь, вдохнув нежный аромат радужной пены.
Барни привлечет своего лучшего адвоката, и ее непричастность к грязной истории будет легко доказана. Например, подписи: конечно, та женщина расписывалась, когда брала деньги в банке. И во время заключения брака в отделе регистрации. Если же мошенница сумела каким-то образом подделать подпись, специалист всегда сможет отличить фальшивку, успокаивала себя девушка. Конечно, лучшим свидетельством явилась бы фотография акта бракосочетания, но логика подсказывала, что такая удача маловероятна. Церемония проходила в спешке, гости отсутствовали, а свидетели были совершенно случайными людьми, так как Марио боялся, что брат сумеет вмешаться и воспрепятствовать браку; девица же, на которой он женился, хотела остаться неузнанной. Да, конечно… Даже если Марио и настоял на фотографии на память, лже-Дора наверняка позаботилась о том, чтобы не было сделано ни одного отпечатка. Будь в машине или на квартире Марио какие-нибудь фото, Хуан наверняка обнаружил бы их и она бы сейчас здесь не сидела…
Нет, придется положиться на адвоката Барни и надеяться, что в следующий раз, когда ей разрешат встретиться с Марио, тот будет в состоянии понять, что перед ним находится совершенно незнакомая женщина.
Дора вылезла из ванны, дотянулась до голубой махровой простыни и завернулась в нее. Скоро она снова будет в гостеприимном доме Барни и забудет о мрачной угрозе, исходящей от новоявленного конкистадора. На это время ей хватит уверенности в себе, чтобы сыграть навязанную роль. Бог свидетель, ей приходилось долго притворяться перед горячо любимой бабушкой, чтобы та чувствовала себя если и не счастливой, то хотя бы спокойной.