В порту люди особенные. То ли близость к морю так влияет на них, то ли имелись какие-то другие причины, но смрад крысиной чумы, смерти и разложения здесь ощущался слабее, рабочие были оживлены и деловиты, и на Билли, в ее красном плаще, с газовой маской на перевязи и с клинком на поясе не косились со страхом и отвращением. Дауда и его людей здесь знали и относились со сдержанным уважением, было известно, что зря они не убивают, и те, кого находят поутру на брусчатке богатых районов с перерезанным горлом — а то и не находят вовсе, такое тоже случалось — наверняка заслужили это. Никто не будет платить тысячи полновесных монет за смерть невинного человека.
И то сказать: Дануолл — вообще не место для невинных.
Билли с удовольствием вдыхала привычный, честный запах соли, просмоленной древесины и сгоревшей ворвани, скользила взглядом по подрагивающим на ветру снастям. Стальные корабли уверенно вытесняли отовсюду старых деревянных исполинов, но последние не собирались сдаваться без боя, и в дальней части порта их было все еще предостаточно. К ним-то Билли и направилась. Деревянные суда означали, что у их владельцев негусто с деньгами, а значит, они должны были скорее согласиться на то, о чем девушка намеревалась с ними потолковать.
Это предположение оказалось ошибочным.
— Куда-а-а? До Башни? — недоверчиво переспросил ее просоленный пожилой шкипер, настоящая иллюстрация к детским книжкам про морских волков, десятками гарпунящих сумасшедших белых китов. — Тебе? Не-е, не пойдет, извиняй. Ты не обижайся, Билли, ты меня знаешь, только и я тоже тебя знаю, видишь, в чем дело? И на такое дело — черное, как я понимаю — нет, не подпишусь. И никто тут не подпишется, так думаю.
Билли презрительно усмехнулась. Старый пень выжил из ума и впал в верноподданический раж — так ей показалось. Что ж, не беда, найдем другого. Порт велик.
Через два часа ей пришлось изменить свое мнение. На нее смотрели пустыми глазами и говорили одно и то же. «Нет. Не пойдет». «Не могу, плотный график». «Не возьмусь». «Лучше бы нам об этом не говорить». Из двух дюжин капитанов согласилось всего двое — но эти двое ей как раз и не понравились. Слишком усталыми они выглядели, слишком безнадежно смотрели и слушали. С такими лучше было совсем не связываться. Она и не стала.
Проблема, однако, оставалась — человека, владеющего держащимся на плаву судном и готовым перевезти ее «с друзьями» хотя бы на середину Ренхевена в прямой видимости от Башни Дануолла, найти не вышло. Билли давно плюнула на запах дерева и вовсю интересовалась условиями у капитанов стальных кораблей подороже — с тем же результатом. На девушку уже начинали нехорошо поглядывать, а в паре мест прямо посоветовали идти своей дорогой, не задавая неправильных вопросов — слухи обгоняли ее, получается.
В другое время Билли, может, и порадовалась бы тому, как хорошо беда и напасть сплотили совершенно разных людей, дала им общую цель и общий объект защиты — Императрицу. Беда была в том, что Императрицу, по решению Дауда, следовало уничтожить, вопреки воле всех этих провонявших водорослями олухов, и ответственность за подготовку ликвидации лежала как раз на ней. Дауд никогда не брал свои слова назад. А значит, она не могла подвести.
Билли как раз думала, можно ли подобраться к Башне с суши (со стороны старой часовой башни, может быть?), и сколько будет стоить это выяснить, или, возможно, проще окажется выкрасть расписание Джессамины, чтобы подкараулить ее на выезде в город, когда ее внимание отвлекли. Девушка тряхнула головой и нахмурилась.
В портовой атмосфере, обычно деловой и оживленной, наблюдалась какая-то заминка. Какое-то неудобство, словно здесь был человек, присутствие которого ощущали все, но которое старались не замечать. Словно это было неизбежное зло, привычное, неотъемлемое… но все-таки зло. И оно приближалось.
Это была женщина. Короткие, зачесанные назад и открывающие высокий лоб, темные волосы, черный мужской костюм, острое бледное лицо… глаза. Какого-то невыраженного оттенка, то ли темно-зеленые, то ли желтовато-карие, то ли просто серые с мрачной искоркой безумия… да дело не в цвете. Взгляд. Женщина смотрела сквозь толпу, не замечая ее, не обращая внимания. И толпа расступалась перед ней, без особой охоты, правда, но покорно — как бы помимо своей воли.
Женщина смотрела сквозь людей.
На нее.
Билли впервые за очень долгое время поняла, что ей страшновато. И одновременно — очень хочется узнать, кто это такая, и что за тайна с ней связана. А тайна была — она почувствовала бы это даже с завязанными глазами. В последний раз что-то похожее, мрачное и непонятное она чувствовала тогда, много лет назад, при первой встрече с Даудом. C тех пор дни тянулись медленно, полные насилия, крови… и однообразия. Убийства, кражи, поджоги, похищения — это было понятно, а потому неинтересно. Но на этот раз все происходило иначе.
Это было странно.
Непривычно.
И до жути волнующе.
Да что такое? Билли на секунду зажмурилась, а когда открыла глаза, женщина каким-то образом уже оказалась рядом. Пахло от нее… едва уловимым ароматом лесов, теплых подтопленных лощин, затянутых ряской и тиной, слегка тронутых гниением и засыпанных мелкой древесной трухой, словно там потрудился древоточец…
Она очнулась, будто от дурмана. С моря дул прохладный, свежий ветер. Никакой гнили, никакой трухи. Определенно, странное ощущение. Женщина стояла в шаге от нее и изучала Билли — откровенно, медленно, с ног до головы.
— Эй… — слабо сказала девушка. Слова звучали хрипло, неправильно. Они ворочались во рту, словно неуклюжие булыжники, выбитые из мостовой повседневности, и совершенно не подходили к ситуации. Здесь нужно было другое, вот только что? — Ты кто такая? Что тебе нужно?
Женщина улыбнулась, стоя в тени и ветре. Уголки ее тонкого нервного рта изогнулись, но глаза — черт, что же за глаза? — остались холодными, сухими.