— Хотите ликера?
Ликера Мелани не хочет, но соглашается добавить немного виски в кофе. Когда она подносит чашку к губам, он склоняется над нею и касается ее щеки.
— Вы очень красивы, — говорит он. — Надо будет подбить вас на какой-нибудь опрометчивый поступок. — Он снова прикасается к ее щеке. — Оставайтесь. Проведите со мной ночь.
Поверх чашки она бросает на него твердый взгляд.
— Зачем?
— Затем, что это ваш долг.
— Почему долг?
— Почему? Потому что красота женщины не может принадлежать только ей одной. Это часть дара, который она приносит в мир. Так что она обязана этим даром делиться.
Рука его так и покоится на ее щеке. Она не отстраняется, но и покорности не выказывает.
— А что если я уже им делюсь? — Звук ее голоса позволяет заподозрить, что у нее перехватило дыхание. Когда за тобою ухаживают, это всегда волнует: приятно волнует.
— Тогда вам следует делиться им более щедро.
Гладкие слова, старые, как само обольщение. И все же в этот миг он верит в них. Мелани не принадлежит себе. Красота себе не принадлежит.
— От всех творений мы потомства ждем, — говорит он, — чтоб роза красоты не увядала[12].
Не самый удачный ход. Ее улыбка лишается шаловливости, живости. Пентаметр, чей ритм был некогда столь дивной смазкой для слов змия-искусителя, теперь лишь отпугивает. Он снова обратился для Мелани в преподавателя, человека книжного, хранителя культурного наследия. Она ставит чашку на столик.
— Пора, меня ждут.
Облака разошлись, блещут звезды.
— Прелестная ночь, — говорит он, отпирая калитку. Девушка не поднимает глаз к его лицу. — Проводить вас до дома?
— Нет.
— Хорошо. Спокойной ночи.
Протянув руки, он поворачивает Мелани к себе. На миг он ощущает напор ее маленьких грудей. Потом она выскальзывает из его объятий и уходит.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
На том бы ему и остановиться. Ан нет. В воскресенье утром он едет в пустой университетский городок, проникает в канцелярию факультета. Отыскивает в шкафу с регистрационными записями карточку Мелани Исаакс и выписывает оттуда подробности: домашний адрес, адрес в Кейптауне, номер телефона.
Он набирает номер. Отвечает женский голос.
— Мелани?
— Сейчас позову. А кто это?
— Скажите ей, что звонит Дэвид Лури.
Melanie — melody: притянутая за уши рифма. Не подходит ей это имя. Переставь ударение: Melani — темная.
— Алло?
В одном этом слове он слышит всю ее нерешительность. Слишком молода. Не знает, как с ним обходиться; лучше бы ему отпустить ее. Но он и сам пребывает во власти непонятно чего. Роза красоты: стихи бьют точно в цель, как стрела. Она не принадлежит себе; возможно, и он себе не принадлежит.
— Я подумал, может быть, вы захотите позавтракать со мной, — говорит он. — Я бы заехал за вами, ну, скажем, в двенадцать.
У нее еще остается возможность наврать что-нибудь, увильнуть. Но она в таком замешательстве, что упускает подходящий момент.
Когда он подъезжает к ее многоквартирному дому, Мелани уже ждет его на тротуаре. В черных колготках и черном свитере. Бедра узкие, как у двенадцатилетней девочки.
Он везет Мелани в Хат-бэй, к гавани. И по дороге старается растормошить ее, избавить от смущения. Расспрашивает о том, какие еще курсы она слушает. Она говорит, что играет в пьесе. Это одно из условий защиты диплома. Репетиции съедают кучу времени, говорит она.
В ресторане она почти не ест, хмуро глядит на море.
— Что-нибудь не так? Не хотите мне рассказать?
Она качает головой.
— Вас тревожат наши отношения?
— Может быть, — говорит она.
— Ну и напрасно. Не беспокойтесь. Я не позволю им зайти слишком далеко.
Слишком далеко… Что в таких случаях значит „далеко“ и что — „слишком далеко“? И похоже ли ее „слишком далеко“ на его?
Начинается дождь: водная пелена гуляет по пустому заливу.
— Ну что, поехали? — говорит он.
Он привозит ее к себе домой. На полу гостиной, под звуки бьющего в оконное стекло дождя, он овладевает ею. У нее чистое, простое, по-своему совершенное тело; и хотя она так и остается пассивной, происходящее доставляет ему такое наслаждение, что в миг оргазма он валится в опустошенное забытье.
Когда он приходит в себя, дождя уже не слышно. Девушка — брови чуть насуплены, глаза закрыты — лежит под ним, вяло закинув руки за голову. Его ладони покоятся под ее грубой вязки свитером, на грудях. Колготки и трусики Мелани валяются, сплетясь, на полу; его брюки спущены ниже колен. „После бури“, — думает он: чистой воды Жорж Грос[13].