– Любой дурак докажет, что жить в городе себе дороже, – Ди так яростно рассуждал на эту тему, что я в конец расслабилась, ощутив себя как в детстве. Коннор же, глядя на меня, распластавшуюся на столе с уложенной головой на упирающую локтем о стол руку, резко терялся на фоне нашего повседневного вида. Скорее, девиант слышал агрессивные нотки в голосе хозяина дома, однако никак не мог их связать с нашим мертвым спокойствием. – Промышленные зоны по закону должны находиться в пятидесяти километрах от городской черты, а у нас что? Да в какой город не заедешь, везде одни заводы, да фабрики! И чем мы дышим?! А вы еще хотите жить в городе, да вам только повязки камикадзе на лоб нацепить надо!
Люсиль заметила потерянность девианта, и потому слегка наклонилась над столом, игнорируя уже вовсю разошедшегося мужа.
– Не обращай внимания, для нас это самая обычная история, – женщина ободряюще улыбнулась, замечая, как успокаивается Коннор. – У кое-кого просто патриотизм и гринпис в крови играет.
– Между прочим, дорогая, если бы мы не жили на ферме посреди поля, ты бы сейчас не ела эту изумительную, свежую телятину, – Ди манерно, как шеф-повар сощурил глаза и потер пальцами рядом со ртом. Артист. Всегда таким был и всегда таким будет. – Которую, кстати, вообще не рекомендуется употреблять. Мертвечина, полная ядов. Представляешь, какой стресс животное испытывало во время убоя?..
Боже, невыносимо… когда же он уже замолчит…
–…то ли дело зелень, одна клетчатка и витамины! Нельзя так с животиной поступать!
– Пап, ты был вегетарианцем всего две недели, – не поднимая головы со стола, отозвалась девчонка.
– Зато какие это были две недели!
Вообще и впрямь было странно слышать претензии от того, кто и сам два куска отбивной слупил. В этом и скрывался весь характер Дмитрия Роза. Болтать без умолку, возмущаться, театрально бить кулаком по столу. У нас бабуля так иногда делала, когда смотрела сериалы и при виде непристойного поступка какой-нибудь героини восклицала «Курва!». До сих пор понятия не имею, что это значит.
– Вот посмотрите на Коннора!.. – Ди опять попытался вклинить разволновавшегося андроида в разговор, который уже наверняка жалел о поездке в мой родной город. На секунду замешкавшись и вновь по-ученически выпрямившись – ох уже эти защитные рефлексы – Коннор подумал было, что разговор опять обойдет его стороной, но увы и ах. Ди, вдруг замолчав, сощурил глаза, держа бокал вина на весу. – Кстати. А в чем твой секрет? Ты совсем не питаешься?
Карие глаза сверкнули в мою сторону, прося поддержки и помощи, но я, уже привыкшая к несуразной болтовне дяди, не сразу осознала вопрос мужчины в сторону девианта. Только когда в наступившей тьме послышалось уверенное «Нет, не питаюсь», я тут же напряглась, вернув расслабленное положение тела в такое же «ученическое», как у Коннора.
– А что делаешь? Энергия солнца, диета на воде, шаолиньские монахи?
Все глаза в столовой были устремлены в сторону несчастной машины. Он отчаянно перебегал взором от одного собеседника к другому, и только я при визуальном контакте поняла: пора брать дело в свои руки. Даже Мари, что приподняла голову над столом, недоверчиво посматривала в нашу сторону.
– Дядя, Коннор – андроид, – я разбила все стены одной только фразой, словив на себе благодарный взгляд девианта. Краем глаза даже заметила, как облегченно опустились его плечи, заставив белую рубашку покрыться складками в районе груди. – Ему пища не требуется.
Тишина в доме была что ни на есть мертвая. Ди и Люсиль смотрели на нас ошалело, и если взгляд первого был устремлен на Коннора, то взгляд второй на меня. Должно быть, удивлялась, как так получилось, что девчонка на вид двадцати лет променяла мужское тепло на искусственное.
Кажется, молчание продолжалось вечность. Я знаю, раньше Ди никогда не был полон стереотипов, а если и использовал их, то только для того, чтобы скрасить речь во время спора. Но нынешний дядя, который был встречен в последний раз больше десяти лет, сейчас мог отреагировать иначе. Чего уж говорить про Люсиль. А вот Мари… Мари стала разрядкой для тишины.
– Нихера себе! – ее восторженный вскрик разорвал тишину, заставив гостиную словно «выдохнуть». Оба родителя двоюродной сестры потеряно, но сурово на нее посмотрели.
– Мари! Какой разговор у нас был по поводу выражений? – строгий голос Люсиль хоть ненадолго позволил нам с Коннором не ощущать себя виновато или испугано. Теперь девочка, что снова таращится на нас с андроидом восхищенными глазами, зашлась в порывистом дыхании.
– Да она же ахрененная! – восторгался совсем юный, высокий голос, что сопровождался нетерпеливым елозанием по стулу. – Мало того, что людей налево и направо рубит, так еще и парень андроид!
– А ну немедленно угомонилась! – прорычал мужчина, по-хозяйски распрямив плечи. – Еще одно подобное слово, и будешь печь топить всю неделю!
– Да у нас даже печи нет!
– Ради тебя завтра же ее и поставлю! – их перепалка могла бы казаться милой, семейной, но мы с Коннором точно замершие суслики старались не привлекать к себе внимания.
Тишина вернулась обратно, разве что теперь не такая пугающая, разряженная спором отца и дочери. Судя по всему, последняя недалеко ушла от своего родителя в своем темпераменте. А может, даже бабуля умудрилась передать свои гены.
Восклик новоиспеченной сестры на тему «рубит направо и налево» удивил меня тем, что Мари была осведомлена о моей жизни. Неужели Ди додумался ей все рассказать? Он и сам знал не так много о подразделении и о том университете, в котором я училась, однако все же был не глупым человеком. Сопоставить факты в виде «военное образование», «правительственный объект», «исчезновение племянницы со всех радаров» для него было проще простого, чтобы в конце концов прийти к понимаю – старшая дочь и вместе с этим единственная Гойл вдарилась во все тяжкие на службе у государства. И вряд ли она занимала там административную должность, учитывая навыки борьбы и владения оружием.
Откинувшись на спинку стула, Ди принял вид «крестного отца»: надменный взгляд, приподнятый подбородок, уложенная локтем на стол рука. Его черные глаза по-прежнему светились добротой и озорством, вот только в придачу к ним поспевала задумчивость с толикой изумления.
– Удивили так удивили, – мы с Коннором смотрели на него в ожидании вердикта. Словно попав в его дом за этот стол должны были выслушать постановление суда за детские шалости. Ди был прекрасным артистом. Мы – прекрасными зрителями. – Ну, и что бы на это сказал твой отец, белка?
Адресованный мне вопрос прозвучал пугающе, но на самом деле ничего, кроме теплых воспоминаний об отце и его навыке черного юмора, не вызвал. Да, он часто шутил не по-детски, часто заставлял маму извиняться перед другими за несуразные и острые шутки, часто показывал свой суровый солдатский характер в моем воспитании. И все же он был добрым души человеком, полным сострадания. Его руки были по локоть в крови, подошва ботинок помнила отпечатки лиц тех, по чьим головам ему приходилось пробираться. Дома же он был совсем иным: пусть суровым и строгим, но любящим и желающим счастья. Заболела я гриппом – отец в отсутствии матери тащит в мою комнату мороженное, которое я так любила в детстве. Понравился мальчик в классе – отец учит как правильно общаться с мальчишками, но при этом сует перочинный нож в руку, а мало ли. Нашла маленького щенка спаниэля – отец, напрягая стальные нервы перед щенячьими глазками дочери и собаки, позволяет оставить питомца, правда, первого и последнего за всю жизнь. Он любил меня и всегда старался отдавать приоритет моему счастью. Одна из причин почему мама доверяла столь тяжелому в характере человеку воспитание, не боясь, что рано или поздно взращенный солдат встретит сопротивление со стороны отца при попытке оставить службу и найти спутника для жизни.
Мягко улыбаясь этой мысли и ощущая на себе встревоженный, такой же как и у всех выжидающий взгляд Коннора, я отчетливо поняла, что отец не был бы против машины. Он никогда не выделялся предрассудками, ставя комфорт и счастье людей выше того, что думает общество.
– Мой отец? – я как бы переспросила дядю, на деле не ожидая услышать ответ. – Сказал бы, что я вовремя ухватила быка за рога и порадовался бы.