Я не видела Коннора, ведь искоса смотрела на дядю, однако чувствовала каждой клеткой как благодарно вздергиваются уголки его губ. Не стоит предугадывать, почему вопрос Ди вызвал у андроида напряжение, но мой ответ разрушил это ощущение тревоги. Коннор порадовался произнесенным словам, впрочем, порадовался не только он. Люсиль понимающе кивнула головой, в черных глазах Мари, чей хвост из длинных волос едва ли не касался пустой тарелки, вновь взыграло восхищение.
– Он всегда был самым мудрым из нас, верно? – в голосе Ди проскальзывала ностальгия, она же читалась в его устремленном в стол взгляде. Мужчина, уложив руки на деревянную поверхность, как и я витал мыслями в воспоминаниях о любящей друг друга паре совершенно разных по характеру людей. О паре, которой не стало, но которая оставила после себя одну единственную дочь. – Хоть и с дурацким чувством юмора.
– Нормальное у него чувство юмора, – тут же вступилась я за отца, ощущая, как отступает ностальгия.
– Ага. Нормальное. Черней только задница негра.
– Дима! – недовольно воскликнула Люсиль, пихнув мужа в плечо.
С некоторое время мы посмеивались, переглядываясь друг с другом. Все же было приятно очутиться в этакой семейной обстановке, где каждый участник имеет свои особенности, например, спорить о банальных, но несуразных вещах (ох уж этот Дима), или же саркастично выражать свои мысли яркими эмоциями и движениями (ох уж эта Мари). Но при этом все эти участники создают нечто прекрасное и удивительное, нечто родное, единое целое из таких разных личностей.
– Вас это… – вот уж чей голос я не ожидала услышать, так это голос Коннора. Он вежливо склонил голову, выжидая паузу и подбирая подходящее слово. Мне кажется, или окружающие стали на него как-то иначе смотреть после озвученной правды?.. – …смущает?
Да. Определенно стали иначе смотреть.
Ди, что вдруг проникся нашим откровением, неопределенно махнул рукой. Мужчина больше не пытался спорить, попусту тратя силы и слова на привлечение к себе внимания.
– Я по молодости прожил несколько лет в племенах ботокудо в Бразилии, а люди там ничего, кроме набедренных повязок не носят. Даже когда едят. А едят они на земле, – Ди удрученно качал головой, но при этом не выдавал каких-либо негативных эмоций. Скорее рассуждал на тему непривычной для “русского” американца непристойности в поведении других людей. – А эти чертовы повязки нихрена не прикрывают. Так что меня уже нечем смутить.
– Я бы с удовольствием послушал об этом, – тут же с неподдельным интересом произнес девиант.
– О чем? О набедренных повязках?
– О вашем путешествии на территории Южной Америки.
И разговор был таким дружественным и приятным, что даже мне становилось тепло в душе от созерцания гармонии между прошлым и будущим. За все время, проведенное с Коннором, я ни разу не задумывалась на тему «что сказали бы родные, увидев меня за руку с андроидом». И вот, это так изумительно: видеть, как эти двое без какого-либо напряжения общаются, как сплетаются нити прошлого и будущего в паутину нынешнего. Спасибо Ди за отсутствие у него предрассудков.
Пока я с трепетом рассуждала о непривычности сложившейся ситуации, дядя, широким жестом руки указав на Коннора, с восторгом обратился к сидящей слева жене.
– Хоть кто-то в этом доме хочет меня слушать!
– А ты дай ему минут тридцать, – саркастично отозвалась дочь, улыбаясь мне, но косясь на отца. – Убежит, сверкая пятками.
– Люсиль, твоя дочь мне грубит.
– Это наша дочь, Дима… – устало отозвалась женщина.
За окном начинало вечереть. Ди, больше не желая вгонять нас с Коннором в краску, театрально кинул тканевую салфетку на стол и с некой загадочностью упер руки в бока.
– Раз со знакомством покончено, полагаю, наступила та часть ужина, где родственнички друг другу подарки дарят.
Ни у кого из семьи Роза эти слова не вызвали удивления. Мы же с андроидом в который раз недоуменно переглянулись, наблюдая, как Ди встает из-за стола и скрывается где-то в коридоре. Мне не хотелось сидеть на месте, тем более теперь, когда Мари, уложив подбородок на руки, без всякого стеснения таращится то на меня, то на девианта. Попытка предложить Люсиль помощь в уборке стола была тут же провалена, женщина собрала тарелки и салфетки так ловко, словно бы проделывала подобные манипуляции с таким количеством посуды не в первый раз. Это заставило подумать о том, что гости в этом доме частое явление.
Интересно, эта девчонка на всех гостей так пялится, или лично я у нее вызываю столь неадекватное поведение?..
– Еще не жалеешь? – что-то подсказывало, что Коннору, сидящему совсем рядом с девочкой, гораздо неудобней, чем мне. Однако андроид, сцепив руки в пальцах на столе, непонимающе вскинул брови. Мне и не требовался его ответ, вопрос был задан скорее в целях не сидеть в тишине в компании этой маньячной Мари посреди широкой столовой с розовыми занавесками на окнах. – Что привез меня сюда. Не жалеешь об этом?
– Я прожил с тобой почти два года, – Коннор простодушно пожал плечами, с прикрытым интересом осматриваясь вокруг. – Вряд ли меня можно заставить о чем-то пожалеть.
– Ну ты и ехидна.
Наша перепалка лишь подогревала восторг в глазах Мари. Перекидывала взгляд с одного на другого, улыбаясь едва ли не во весь рот. Девочке было всего тринадцать лет, у нее был острый на колкости язык, активная жестикуляция, которая заставляла воспринимать девчонку скорее как равного, чем как ребенка. Она хмурилась, когда злилась, артистично закатывала глаза, как раздражалась, театрально прикрывала рот ладонью, когда изумлялась. Все это вкупе с острыми шуточками выглядело таким «живым» и ярким, точно смотришь не на школьницу, а на самую настоящую актрису из семейного ситкома. Забавная девочка… если бы еще не пялилась вот так в открытую.
Мари точно почувствовала мысль. Рыжие волосы переливались медным оттенком в золотых лучах закатного солнца, когда девчонка, хищно блестя глазами, склонилась над столом. Она была похожа на маньяка-убийцу, который вот-вот сядет на трехколесный велосипед и предложит сыграть в игру. Настолько опасно выглядела эта улыбка.
– А это правда? – Мари старалась говорить приглушенно, из-за чего ее голос приобрел заговорщицкие нотки. – Что вы людей убиваете?
Боже, откуда столько кровожадности в этом юном, детском голосе?! Я никогда не отличалась стереотипами, разве что была излишне консервативна в плане внешнего вида. Солдатская дисциплинированность, с этим ничего не поделаешь. Но все же была удивлена такому повышенному интересу к убийствам со стороны Мари. Ладно бы мальчик спросил, но девочка…
Убрав руки со стола, я потеряно посмотрела на Коннора. Андроид приподнял ладони на уровень груди, мол, выкручивайся сама. Предатель. В следующий раз сам будет рассказывать людям о своей природе происхождения.
– Было дело, – завидев детский восторг в черных глазах Мари, я тут же поспешила добавить. – Но это в прошлом, и слава богу. Теперь я психоаналитик в частной клинике.
Интерес сестры с каждым словом затухал. Она больше не склонялась над столом, откинувшись на спинку стула и скучающе надув губы.
– Блин, – почти шепотом произнесла Мари. – А я хотела по вашим стопам пойти…
– Поверь мне, – в этот раз включился андроид, явно обеспокоенный удрученностью в моих глазах. – Лучше не стоит. Психоаналитика намного интересней.
Теперь Коннору предстояло поймать мой благодарный взгляд. В конце концов было странным видеть азарт в глазах совсем еще юной новоявленной сестры при упоминании службы с оружием в руке. Это для нее работа на правительство в силовой структуре означает постоянный адреналин, крутость в глазах окружающих, интересную и опасную работу, полную приключений. Для меня, прошедшей через этот ад, служба – ничто иное, как десятки отобранных жизней и разрушенных семей, безвольное существование во имя чужой цели, испачканные в крови руки. Ситуация с возвращением чувств ухудшилась, хоть и ненадолго. Лица убитых до сих пор порой выплывают из темноты сновидений, напоминая мне о том, кем я была.
Если мне Мари верить не желала, то с Коннором по какой-то причине сразу же согласилась, пусть и не имея былого азарта во взоре. Девочка с грустной улыбкой кивнула головой.