— Я не понимаю.
Он наклоняется, глядя на часы, а затем ухмыляется мне.
— Милая, ты вошла сюда под руку с боссом. Это явно не тот факт, который все здесь могли бы упустить. Такая женщина как ты, невинная и прекрасная, была бы окружена ими всеми в считанные секунды, если бы ты не пришла под руку с ним. Эти мужчины не такие слабые. Они ни хрена не боятся кроме его гнева, и если бы они приблизились к тебе, то наверняка испытали бы его на себе. Ты не видела его лицо, но все остальные в этом зале видели. Поверь мне на слово.
Я задыхаюсь, вцепившись пальцами в спинку стула, и смотрю на Уайлдера широко раскрытыми глазами.
— Что касается меня, то тебе не нужно беспокоиться об этом. Я здесь потому, что ни за что не пропущу это событие. Я не боюсь его, и я чертовски хорошо знаю, что он надерёт мне задницу за то, что я приблизился к тебе — даже если это просто дружеская беседа — но я ни за что бы не упустил шанс посмотреть, как он так усердно работает, когда обычно ему всё достаётся легко. А теперь закрой рот и смотри на сцену. Его десять минут истекли.
Какого чёрта?
Затем я вспоминаю, как он смотрел на часы, и внезапно осознаю, что именно должно произойти на этой сцене. Когда музыка меняется, самая сексуальная мелодия, которую я когда-либо слышала, начинает заполнять пространство вокруг нас. Моя кожа покалывает, каждый тяжёлый удар вибрирует по всему моему телу. Ого, ничего себе.
Уайлдер, сидя рядом со мной, разражается смехом.
— Клише, — ворчит он.
Я не обращаю на него никакого внимания, потому что посреди этой сцены стоит полуголый Торн Эванс, выглядящий как ответ на молитвы каждой женщины. И секундой позже это подтверждает каждая кричащая женщина в зале, когда он начинает двигаться с грацией, которую вы никогда не ожидаете от мужчины его размера. Я никогда в своей жизни не видела мужчину, который двигался так, словно был частью музыки. Всё его тело источает похоть и секс, заполняя комнату эротическими желаниями, которые горят в каждой паре глаз, наблюдающих за движением этого мужчины.
Его татуировки оживают в ярком свете, но жар, который исходит от него, заставляет меня чувствовать, будто я умру, так и не узнав, как ощущается мужчина, который может свести с ума зал, полный «голодных» женщин, когда он двигается так внутри меня.
— Время пошло, — продолжает Уайлдер.
Торн прыгает со сцены и быстро седлает мои ноги — ноги, которые я так крепко сжимаю, что они болят. Затем он наклоняется надо мной, кладет одну руку на спинку моего стула и начинает двигать бедрами, тереться о меня своей промежностью, как будто он действительно внутри меня. Внезапно меня пронзает вспышка ревности от того, что другие видят его таким. У меня нет никаких прав на него, и этот факт заставляет меня покончить с этим быстрее. Затем он прижимается ко мне своей эрекцией, и я не хочу, чтобы он когда-нибудь останавливался. Господи, он заставляет меня сражаться с самой собой.
— Пять секунд, — Уайлдер врывается в мои мысли.
Пристальный взгляд Торна возбуждается, молча требуя, чтобы я отдалась ему, и он сделает так, чтобы оно того стоило.
И это всё, что нужно, чтобы война в моем сознании закончилась. Рациональные мысли прорываются наружу, напоминая мне, что мы здесь делаем, и как я могу заставить его прекратить это и отвезти меня туда, где никто больше не увидит его таким, и утолить мой голод.
— Возьми меня, — выдыхаю я, загипнотизированная его запахом, выражением его лица, его голосом… всем.
Я могла бы просидеть здесь до конца песни и все последующие, а этот мужчина зажигал бы огонь в каждом дюйме моего тела, пока оно не сгорело, и я умерла бы счастливой женщиной. Однако, именно мысль о том, что этот мужчина владеет мной, заставила меня выдохнуть эти два слова из моего пересохшего рта. Моё тело так возбуждено, что я чувствую, будто могу на самом деле умереть, так не узнав, как ощущается мужчина, прижимающийся ко мне, когда ничто нас не разделяет.
— Пожалуйста, — продолжаю я, в то время как Уайлдер называет время... давая понять Торну, что он добился от меня того, о чем обещал — умолять его через тридцать секунд.
Песня продолжается — я чувствую это из-за отдающихся басов, — но все мои чувства опьянены этим человеком. Он наклоняется еще ближе, заставляя меня соскользнуть вниз, пока мой зад не оказывается на краю сиденья, и он ведёт рукой от промежности до груди, продолжая вертеть и толкаться своими бёдрами. Его толчки становятся медленнее, глубже и жестче, когда его голова опускается, и он кусает кожу под моим ухом.