Пара уже шла, и Полина увидела в аудитории свою музу, что-то вещавшую о вениках, которые тётя Фрося решила хранить в кафедре. Увидела — и снова себя потеряла. Одного неверного шага хватает, чтобы поскользнуться и с шумом растянуться на полу.
Она знала, что людям в принципе всё равно, что там за шум в коридоре. Дверь прикроют, чтоб не мешали, и будет. Потирая лоб, к счастью, не разбитый, — удар смягчила тетрадь — она принялась собирать распечатки, что ковром рассыпались по полу.
— Ты как, жива?
Этот голос Полина узнала бы везде. Но настолько не ожидала услышать сейчас, в обращении к ней. Неужели Маргарита Васильевна видела это её позорное фиаско? Даже неловкий смешок в горле застрял. Как так-то? Разве не могло всё иначе сложиться?
— Да. Я привыкла.
Собрав часть бумаг, Поля развернулась — немного глупо, всё так же стоя на коленях. Сейчас она будто и правда преклонялась пред своей музой. Той самой, что стояла перед ней, держа в руках несколько смятых распечаток. И как-то сразу Полина поняла, что они не могут принадлежать ей. Маргарита Васильевна слишком аккуратна, бумаги у неё всегда в папке лежат, чистые и ровные. Не то что у Полины…
— Спасибо, М… — начала Поля и запнулась, видя, как в немом вопросе Маргарита приподняла бровь. Щёки в этот раз не краснели, кровь наоборот будто разом исчезла из её тела. Поля обмерла, чувствуя как мокреют ладони и по виску стекает холодная капля. Просто вдруг появилась догадка о том, что это могло быть. Дрожа всем телом, упираясь руками в пол, она всё же поднялась. Сделала осторожный шаг вперёд, вдруг осознав, что без туфель она едва ли выше плеча Маргариты. — Это… Это не то…
— Запасные у тебя хоть есть?
Полина не сразу поняла, о чём речь. Моргнула растерянно. И только после обратила внимание, что смотрит Маргарита уже не на листы в руках, а на неё. На её ноги. Опустила взгляд, чтобы понять происходящее, и прерывисто выдохнула. Она, оказывается, сумела порвать колготки. А на коленях уже кровоподтёки выступали. Не найдя нормальных слов, она лишь повторила недавнюю фразу:
— Да. Я привыкла…
— Хорошо. А по поводу того, о чём я не так подумала… Могу я оставить себе?
— Но… Но они же ужасны. Я хотела…
— Расслабься, ребёнок. Это мило.
— И чего это мы пары прогуливаем? — Лера шутливо руки в боки упёрла и почти вплотную подошла к Полине. Та не менее шутливо сжалась. — Вот говорила я, что Влада тебя плохому научит!
— А чего сразу я? Может, у Польки изначально был этот бесёнок внутри?
— Я вообще приходила на пару, только вы не поверите, что случилось.
Она рассказала им обо всём. Кроме стихов, разве что. Это уж слишком личное и непонятное. Это же не экзамен, чтобы рассказывать то, что вспомнила, хотя не знала, и не поняла, но зазубрила. К жизни, говорят, надо проще относиться. Может быть, это и справедливое замечание.
— …Потом посмотрела расписание, а в нашей аудитории другие люди оказались. Подёргала двери рядом, но всё равно вас не нашла.
— Но я же писала в беседу, что мы в 1003л переезжаем.
— Но у меня же сеть не ловит.
На это Лере сказать было нечего. И вроде бы разговору пора закончиться, но к нему присоединилась Лиза:
— Поль, как ноги-то?
Лиза провела рукой по всей длине густых русых волос. Эта привычка шла ещё из детства и была одной из тех, от которых и хочешь отказаться, а не можешь. С другой стороны, не очень-то это и мешало ей. Что касалось характера, Лиза была не только самой ответственной, но и самой доброй студенткой. Она заботилась и переживала обо всех в группе и за её пределами. Всегда готова была помочь. Объяснить тему, одолжить тетрадь, даже просто узнать о здоровье после отсутствия на парах — это всё Лиза делала, никогда и ничего не требуя взамен. Её, в свою очередь, любили и поддерживали остальные девчонки. У них была на удивление дружная группа вообще-то и поддерживали там всех. Ну, почти. Те, кто дважды в семестр на парах появлялся, не в счёт.
— Нормально, не беспокойся, — Полина неловко улыбнулась. Она уже и думать про это забыла — ничего ведь серьёзного не произошло, даже синяков, наверное, не будет. Хотя даже так Полина не переживала бы: парой больше, парой меньше… Когда ноги постоянно в синяках, на это перестаёшь обращать внимание. — Скажите, а она не ругалась?
— Да не, ты же знаешь, какая зайка Лада Викторовна. Она не отмечала даже. На первый раз я тебя прикрыла, но смотри мне, — Лера погрозила Полине пальцем. Будто бы строго. Но тут же она не выдержала и рассмеялась. До того заразительно, что остальные девушки расхохотались тоже. Смех в аудитории не стихал до тех пор, пока не начали подходить студенты второй группы. Одно их присутствие отчего-то сковывало, заставляло вести себя подчёркнуто строго. Это была одна из причин, по которой отечественники терпеть не могли совместные пары.
Сегодня был тот особенный день, когда всем куда-то надо: кто соседку в общаге случайно запер, кто спешил в библиотеку, кто по делам столь личным и секретным, что казалось, будто в группе учится настоящий супергерой. Так что после пары все быстро попрощались и разошлись. Кроме Полины. Ей не хотелось уходить. Ещё больше она не желала возвращаться домой, сама не понимая почему. Она не происходила из так называемой неблагополучной семьи, не было у неё и строгих отца-матери, всегда диктующих свою позицию. Наоборот, семья у неё была прекрасной, состоящей из понимающей мамы, папы-по-перезвону и пары кошек. Никаких надоедливых младших братьев-сестёр, никаких здоровых лбов — старших. И всё же насколько в последнее время её напрягали стены родные. И тишина, что нравилась ей прежде, давила на уши. Или виной тому были не стены, не тишина, а лишь её собственные моральные барьеры?
Во время перерыва в коридоре было шумно и многолюдно. Туда-сюда сновали знакомые и не очень преподаватели. Несколько раз мимо проходила Маргарита, больше, однако, не обратившая и толики своего внимания на Полину. А та каждый раз с тоской смотрела ей вслед и тихонько вздыхала. Кучковались со всех сторон студенты. И все о чём-то говорили, над чем-то смеялись. Голоса смешивались, образуя совершенно неясный гул. Разве в такой обстановке сосредоточишься? Полина могла лишь мечтать, чтобы это закончилось поскорее. Тишина перестала быть для неё комфортной, но и шум раздражал тоже. Что ей вообще было нужно — возникал справедливый вопрос, ответить на который не могла сама Полина в первую очередь.
Чем дольше шла пара, тем меньше людей становилось в коридоре. Минут через десять он опустел вовсе. Полина перебралась на любимую лавку у самого входа в деканат. Там было светло, что облегчало любую работу людям со зрением уровня «не очень». И окно, в которое всегда можно выйти, было тоже. Сначала она просто скучала, пытаясь увидеть что-нибудь во внутреннем дворе. Отсюда, увы, было видно только крышу и окно соседнего корпуса. И потому Полина не придумала ничего лучше, чем достать косметический карандаш и нарисовать цветок на руке. Издалека даже немного на тату походило, и в целом Поля осталась довольна.
Вечерело. Она успела дочитать книгу, разрисовать свою руку окончательно и даже не представляла, чем заняться ещё. Только домой по-прежнему не хотелось. Возникла даже идея затаиться где-нибудь и остаться в универе на ночь. Заодно и посмотреть, каким он может быть в это время суток. Как дети порой хотят в магазине на ночь остаться, так и она. За небольшим отличием. Только и спрятаться здесь было негде. Не под лавку же лезть, в самом деле. И уж тем более не в книжный шкаф.
— До свидания, — робко произнесла Полина, даже не надеясь быть услышанной. Часы показывали половину шестого, когда из деканата вышла Маргарита в лёгком пальто. Сегодня она уходила, очевидно, последней, а потому должна была запереть массивную серую дверь. И то ли слух у Маргариты Васильевны был отменным, то ли голос Полины оказался чуть громче, чем она сама ожидала, только преподаватель услышала её слова даже сквозь звон ключей.
— До свидания, — ответила Маргарита Васильевна. Справившись с дверью, она сделала шаг к выходу, но тут же обернулась. — А ты кого ждёшь?