А за этими словами послышалось: вон какие люди гибнут, а мы пока живые, еще не старые, еще хочется ласки и нежности. Петро не мог это не почувствовать, да и нечасто в последнее время жена начинала ласки в постели. Он обнял Еву покрепче и начал целовать горячо, жадно, будто в последний раз.
V
В тот день Иван Сыродоев возвращался домой в хорошем расположении духа. Хотя на дворе был уже конец октября, днем еще было тепло: после дождей, туманов небо высветлилось, прояснилось, выглянуло низкое осеннее солнце.
В природе все мудро устроено: осенью всякая живность готовится к холодной зиме. Птицы, которым не прожить без комаров, мух, ягод и зеленой травы, улетают в теплые края — по-белорусски: у вырай. А те, что остаются, набираются сил, запасаются жирком. Так себя ведут лошади, коровы и особенно свиньи. И люди это знают издавна. Иван Сыродоев в этом убедился, когда заведовал фермой, а еще раньше ему говорила мать, малограмотная Вулька:
— Сынок, летом сколько ни давай кабану муки, сала на им не нарастеть. А увосень — и кабан поросен. Все есть, толстееть на глазах. Сало нарастаеть…
Готовится к зиме и человек, даже сам того не зная, не примечая и не думая о зиме. Просто больше хочется есть, подольше поспать.
Этой осенью Иван чувствовал себя как-то иначе, спокойно думал о своей жизни, не суетился и не волновался, когда вдруг звонило из района начальство. Первого секретаря райкома Рудака он не любил, хотя по привычке побаивался. В душе он рассуждал так: я председатель сельсовета, мой непосредственный начальник — председатель райисполкома, а он мой земляк, да еще и родич. И в председательское кресло усадил меня он, Николай Артемович Шандобыла. Значит, все нормалево, живи и радуйся.
Сильно взволновала Ивана смерть Машерова. Ни разу не пришлось встретиться с ним, но его выступления читал внимательно, любил послушать по радио и всегда думал: вот дает под хвост бюрократам, ворюгам, нерадивым начальникам. Разное говорили люди про обстоятельства смерти Машерова, Иван не сомневался: авария не случайная. Был человек, деятель, известный всему миру, и нет его… Вот и ему, Ивану, скоро пятьдесят пять. Две пятерки. Можно сказать, круглый отличник. Это еще немного, до пенсии целая пятилетка, но иногда наваливалась, как медведь, усталость, ночью болели ноги, особенно перед сменой фазы Луны, переменой погоды. Оно и не диво. Сколько походил Иван за свою жизнь! Когда началась война, все хозяйственные заботы легли на его неокрепшие плечи: косил, пахал землю, ночью пас коней.
Вспомнился летний день сорок третьего. Иван нагрузил большой воз сена, увязал его как следует, ехал домой. И тут его догнали партизаны: пятеро всадников. Молодой, усатый отматерил Ивана: почему не остановился сразу, когда скомандовали «Стой!», спросили, где живет полицай Воронин. Партизаны ранили тогда полицейского. Через несколько дней он пришел к Сыродоевым вместе со старостой, поставил Ивана к стене: «Ах ты, гад печеный! Навел на меня бандитов из леса…» И уже снял с плеч винтовку, но тут из хаты, словно квоктуха-наседка, вылетела Вулька — заслонила Ивана. Заступился и староста Куцай-Гарнец. Остался Иван жить, но спина болела долго: полицай сильно толкнул его, и он ударился об угол.
С Володькой Бравусовым, тем молодым усатым партизаном, будут вместе работать после войны в сельсовете: Иван — финансовым агентом, а Бравусов — участковым инспектором милиции. А через много лет станут сватами.
Все это будет потом. А осенью сорок третьего Ивана взяли на фронт. И ранения, и контузию — все изведал юноша. Выжил, руки-ноги целы — сам удивлялся, что остался жить. Столько людей полегло на его глазах, потому и не верилось, что жив-здоров. Вернулся домой, избы нет, есть нечего, одежды нет. Долго ходил Иван в солдатской шинельке и галифе, пока не выдали ему, финагенту Сыродоеву, форму, темно-зеленую, с петлицами, блестящими пуговицами, фуражкой с кокардой. Правда, Ольга любила его и крепко обнимала, не обращая внимания на залатанные на коленях галифе. Но любовь любовью, а она, Ольга, уже растила сына-байстрюка от Тимоха однорукого, тот после войны всех девчат в Хатыничах перещупал, всех, чьи кавалеры не вернулись с фронта. Да и старше его Ольга на два года. Мать очень невзлюбила сынову присуху, ворчала: сучка эта зачаровала сына. Пришлось Ивану пересилить свою грешную любовь, загнать поглубже в сердце и жениться на молодой дивчине Вале, племяннице председателя сельсовета Свидерского. Пожалуй, больше всех радовалась старая Вулька: сын взял в жены честную дивчину, а не подстилку чужую, и председатель сельсовета теперь станет родичем. Будет содействовать Ивану по службе. Так оно и вышло. Валентина оказалась такой ласковой, заботливой женой, аккуратной хозяйкой и нежной матерью детей, что тропу к Ольгиной избе Иван вскоре начисто забыл.