Пс. 130:1. Господи, не вознесе́ся сердце мое, ниже́ вознесостеся очи мои[1]..
1. Этот краткий псалом, требующий скорее аналитического, нежели проповедческого рассмотрения, дает нам урок смирения и кротости. Поскольку у нас есть большое количество других мест[2], говорящих о смирении, то нет нужды́ повторять сейчас то же самое. Конечно, мы должны помнить, как велик недостаток нашей веры, стоя́щей в смирении, когда мы слышим пророка говорящим о нём как о равнозначном совершению превосходнейших дел: «Господи, не вознесе́ся сердце мое». Ибо утесненное сердце – замечательнейшая жертва в глазах Божиих (ср. Пс. 50:19). Поэтому, сердце не должно́ возноситься преуспеванием, но, по страху Божию, смиренно держаться в пределах кротости.
Ниже́ вознесостеся очи мои.
2. Точное значение греческого перевода[3] выражает иной смысл: οὐδὲ ἐμετεωρίσθησαν οἱ ὀφθαλμοί μου, т.е. «не возносились» от одного объекта ради взгляда на другой. Покамест, глаза́ должны «возноситься» в соответствии со словами пророка: «Воззрите на высоту очима вашима и видите, кто сотвори сия вся» (Ис. 40:26). И Господь говорит в Евангелии: «Возведите очи ваши, и видите нивы, яко пла́вы суть к жатве уже́» (Ин. 4:35). Далее, глаза́ были возведены, однако, не переместили взгляд на что-либо иное, но пребыли неподвижно на том, к чему возводились.
3. Затем следует:
Ниже́ ходих в великих, ниже́ в дивных паче мене́[4].
Наиболее опасно – ходить среди веще́й ничтожных и не задерживаться среди «дивных». Божьи глаголы – «велики»; Он Сам – «дивен» в вышних: как, тогда, может Псалмопевец ставить себе в заслугу то, что он не ходит среди веще́й «великих» и «дивных»? Здесь есть еще слова́: «что выше меня», которые показывают, что – хождение не среди тех веще́й, которые люди обычно считают «великими» и «дивными». Ибо Давид, пророк и царь, некогда был уничижен и презрен, и недостоин сидеть за столом своего отца, но обрел благоволение у Бога, был помазан в царя, вдохновлен пророчествовать. Царствование не сделало его надменным, он не был движим ненавистью: он любил тех, кто преследовал его, оказывал честь своим мертвым врагам, щадил своих, виновных в кровосмешении и убийстве, детей. В его положении правителя он был презираем, поскольку был уязвляем как отец, страдал как пророк; вдобавок, он не призывал возмездия, как мог бы пророк, не настаивал на наказании как отец, не отмщал за обиды как правитель. Таким образом, он не ходил среди веще́й «великих» и «дивных», которые были выше его.
4. Давайте посмотрим, что следует далее:
Пс. 130:2. Аще не смиреномудрствовах, но вознесох ду́шу мою[5].
Какая несообразность на долю пророка! Он не возносит своего се́рдца: он возносит свою «ду́шу». Он не ходит среди веще́й «великих» и «дивных», которые выше его; однако, мысли его не ничтожны. В разуме он возвышен, в сердце же – сокрушен. Он скромен в своих поступках, но не убог в мышлении. Ибо мысль его достигает небес, душа́ вознесена горе́. Но сердце его, – из которого, согласно Евангелию, «исходят помышления злая, убийства, прелюбодеяния, любодеяния, татьбы́, лжесвидетельства, хулы́» (Мф. 15:19), – смиренно, преклонено долу благим игом послушания. Нам следует держаться срединного курса между застенчивой скромностью и превозношением, чтобы мы могли быть смиренными в сердце, но вознесенными в душе́ и мышлении.
5. Далее он продолжает:
Яко отдое́ное на матерь свою, та́ко возда́си на ду́шу мою[6].
Мы говорили, что, когда Исаак был отнят от груди́, Авраам устроил пир, ибо отнятый от груди́ стал на границе отрочества и миновал пределы питания молоком. Апостол всех, кто несовершен в вере и еще младенец в предметах Божиих, кормит молоком познания. Таким образом, переставать нуждаться в порциях молока – существеннейшее достижение. Радостное торжество объявил Авраам, когда его сын достиг твердой пи́щи, и апостол отказывает в хлебе помышляющим плотское и тем, кто – младенцы во Христе. Соответственно и пророк молит Бога так, потому что не возносит своего се́рдца, не ходит среди веще́й «великих» и «дивных», кои выше его; поскольку мыслью он не согбен, но возносил ду́шу свою, то может воздать должное своей душе́, лежащей как отнятое от груди́ дитя при матери своей, т.е. сказать, что он может считаться достойным награды истинного, небесного и живого Хле́ба, так как, по его уже́ отмеченным делам, он теперь минует этап питания молоком.
4
«Не входил я в великое и дивное, что выше меня» (здесь и далее в примечаниях – перевод П. А. Юнгерова).