С конца двадцатых годов Карл Шмитт указывал на усилившиеся благодаря развитию техники средства поддержания власти государства, в отношении оружия, транспорта и техники связи. В массовой демократии для него решающим, необходимым для формирования воли и образования согласия инструментом власти современного государства представлялось, прежде всего, владение методами влияния на общественное мнение народа. К ним он относит также его влияние на экономику, формирование и распределение национального дохода и связанное с этим планирование функционирующего экономического процесса. Политическая власть, так резюмирует Карл Шмитт в начале 1933 года, является необходимой предпосылкой эффективного хозяйственного плана; а не наоборот, план обосновывает правление.
После назначения Адольфа Гитлера рейхсканцлером и утверждения закона о предоставлении чрезвычайных полномочий Карл Шмитт был готов сотрудничать в новом правительстве, чтобы действовать в окружении власти; он сформулировал закон об имперских наместниках, который означал конец суверенитета земель, а также прусский закон о коммунальном устройстве. Три года он занимал видные посты, связанные с политическим влиянием, например, прусского государственного советника, руководителя имперской секции преподавателей высшей школы союза Национал-социалистических немецких юристов, члена академии немецкого права и издателя важных журналов и книжных серий.
После того, как СС сняла его с официальных постов, Шмитт занялся трудом Томаса Гоббса «Левиафан» и его программой рациональной государственной власти, которая заботится о защите и безопасности подданных государства. Соотношение защиты и повиновения было для Карла Шмитта центральным моментом государственного строения Гоббса; когда прекращается защита, пропадает и повиновение. Этому политическому контролю опасностей со стороны государства угрожают силы potestas indirecta (непрямой власти), которые омрачают «однозначную согласованность государственного приказа и политической опасности, власти и ответственности, защиты и повиновения, и, исходя из безответственности хотя и только косвенного, но поэтому отнюдь не менее интенсивного правления, обладают всеми преимуществами, но не подвергаются рискам политической власти».
Беседа на радио
Карл Шмитт после окончания своей университетской карьеры и освобождения из плена в лагере и из-под ареста как свидетеля в Нюрнберге с 1947 года жил в своем родном городе Плеттенберге. Он быстро попытался восстановить или заново завязать контакты с учеными и журналистами. Так в 1951 году он связался с Гессенским радио, которое вечером 19 июня транслировало его беседу о философии истории с Вальтером Варнахом. Когда эта радиостанция искала интересные темы для своей программы «Вечерняя студия», ее редактор Хайнц Фридрих с помощью Альфреда Андерша вышел на Карла Шмитта. Из их разговоров возникло предложение обсудить тему власти в диалоге с одним из современников в качестве оппонента.
Еще в 1947 году Карл Шмитт во время своих допросов в качестве свидетеля в Нюрнбергской судебной тюрьме письменно ответил следователю Роберту Кемпнеру на вопрос о «положении имперского министра и главы имперской канцелярии с государственно-правовыми примечаниями» и при этом подробно описал «доведенное до крайности объединение всей власти в руках Гитлера» и проблему доступа к властителю. Сам Карл Шмитт обозначил беседу на радио, а также более поздний книжную версию как продолжение его мыслей времен Нюрнберга, которые, в свою очередь, основывались на переживаниях и опыте предыдущего десятилетия, не в последнюю очередь также на его собственное бессилие в заключении с 1945 по 1947 годы.
В качестве подходящего собеседника сначала был приглашен французский политолог Раймон Арон; после его отказа из-за поездки в Москву по очереди обращались к социологу Хельмуту Шельски и философу Арнольду Гелену. Когда эта переписка не привела к конкретным договоренностям, Карл Шмитт предложил самому написать рукопись, в которой тема должна была обсуждаться в форме диалога. Фридрих согласился с предложением и в письме от 31 мая 1954 года предоставил в самой точной форме все условия (продолжительность передачи один час, объем рукописи 2224 машинописных знака с межстрочным интервалом 1½, сдача материала через одну неделю). Карл Шмитт 8 июня отправил рукопись с замечанием: «Беседа – это что-то вроде решения задачи-головоломки, в том смысле, что речь в ней идет о противоположности морального и диалектического мышления. Участник разговора X стоит на моральной точке зрения, которая всегда сразу оценивает вместо того, чтобы сначала рассмотреть... Публичная беседа продолжительностью в один час с таким оригинальным и значительным мыслителем как Гелен – это всегда рискованное предприятие. То, что в таком случае оба партнера на протяжении одного часа войдут в настоящий, и в то же время сразу понятный для третьего лица разговор, это вопрос чистой удачи. На Шельски у меня были особые надежды, так как он превосходный знаток Гоббса, и можно было попытаться сгруппировать беседу вокруг идей и формулировок Гоббса. Но также и это было бы, пожалуй, слишком научным и специализированным обсуждением. Итак, я рекомендую вашей благосклонности прилагаемого господина Х».