Ю. Вы хотите этим сказать, что властитель сегодня может делать, что хочет?
К.Ш. Наоборот. Я хочу этим только сказать, что власть – это собственная независимая величина, также по отношению к согласию, которое создало ее, и теперь я хотел бы вам показать, что она является независимой величиной также по отношению к самому властителю. Власть – это объективная, развивающаяся по своим собственным законам величина по отношению к каждому человеческому индивидууму, в руках которого в каждом конкретном случае есть власть.
Ю. Что означает здесь «объективная, развивающаяся по своим собственным законам величина»?
К.Ш. Это означает нечто очень конкретное. Поймите, что даже самый страшный властитель остается ограниченным пределами физической природы человека, недостаточности человеческого разума и слабости человеческой души. Даже самый могущественный человек должен есть и пить, как и все мы. Он болеет и стареет.
Ю. Но современная наука дает удивительные средства, чтобы преодолевать ограничения человеческой природы.
К.Ш. Разумеется. Властитель может вызвать к себе самых знаменитых врачей и нобелевских лауреатов. Он может получить больше инъекций, чем любой другой человек. Но после нескольких часов работы или порока он устанет и заснет. Ужасный Каракалла, властный Чингисхан тогда лежит как маленький ребенок и, возможно, еще и храпит.
Ю. Этот образ каждому властителю всегда следовало бы держать перед глазами.
К.Ш. Конечно, и философы и моралисты, педагоги и искусные ораторы также всегда любили его представлять. Но мы не станем на этом задерживаться. Я лишь только хотел бы упомянуть, что все еще самый современный из философов чисто человеческой власти, англичанин Томас Гоббс, в своей конструкции государства исходит из этой общей слабости каждого человеческого индивидуума. Гоббс мыслит так: Из слабости возникает угроза, из угрозы получается страх, из страха потребность в безопасности, а из нее, в свою очередь, необходимость аппарата защиты с более или менее сложной организацией. Но вопреки всем защитным мерам, говорит Гоббс, в нужный момент каждый может убить каждого. Слабый человек может оказаться в таком положении, что сможет уничтожить самого сильного и самого могущественного человека. В этом вопросе люди действительно равны, в том смысле, что они все угрожают всем и им всем угрожает опасность.
Ю. Слабое утешение.
К.Ш. Я. собственно, не хотел ни утешать, ни пугать, а хотел только дать объективную картину человеческой власти. И физическая угроза при этом только самая грубая и даже отнюдь не повседневная.
Другое воздействие тесных границ каждого человеческого индивидуума еще лучше подходит для демонстрации того, в чем здесь обстоит дело, а именно объективного развития по своим собственным законам каждой власти по отношению к властителю и неминуемой внутренней диалектики власти и бессилия, на которую обречен каждый человеческий властитель.
Ю. Никак не могу понять, при чем здесь диалектика.
К.Ш. Давайте посмотрим. Человеческий индивидуум, в руках которого на мгновение оказываются большие политические решения, может сформировать свою волю только при существующих предпосылках и существующими средствами. Даже самый абсолютный правитель опирается на доклады и информацию и зависит от своих советников. День за днем и час за часом на него наваливается множество фактов и сообщений, предложений и предположений. Из этого бесконечного бушующего моря правды и лжи, действительности и вероятности даже самый умный и самый могущественный человек может почерпнуть, самое большее, лишь несколько капель.
Ю. Здесь действительно можно увидеть блеск и нищету абсолютных правителей.
К.Ш. Здесь видна, прежде всего, внутренняя диалектика человеческой власти. Тот, кто делает властителю доклад или информирует его, уже обладает долей власти, вне зависимости от того, является ли он ответственным министром, скрепляющим официальные документы своей подписью, или же он каким-то косвенным способом может добраться до уха властителя. Этого достаточно, чтобы он передавал представления и мотивы тому человеческому индивидууму, в руках которого на данный момент оказывается решение. Так всякая прямая власть сразу оказывается подчиненной косвенным влияниям. Существовали властители, которые чувствовали эту зависимость и впадали от этого в гнев и ярость. Тогда они пытались получать информацию не от своего ответственного советника, а где-то в другом месте.