Надо сказать, что у нас вообще существует ложное представление о том, что писать надо большие полотна… А получается не полотно, а просто много ситца, целые кипы ситца, а полотно не получается, потому что к полотну нужно подходить с умением писать; у нас же эскизов, этюдов не делают, нет у нас этюдов, а пишут прямо на полотно. Вот откуда идет вся эта беда…
Мне кажется, когда собрались поэты из многих городов, то нужно подумать, как избежать этого производства ситца. Я помню такой случай. Однажды, это было давно, я встретил на улице Маяковского, который мне сказал: «Я прочел в «Известиях» ваши стихи, совершенно страшные стихи, вы не умеете писать агитки, не пишите, я умею — я пишу».
Вот произошло присоединение Белоруссии и Украины — и все стараются писать об этом. А между тем ни одной настоящей строчки об этих событиях, а эти события сами по себе необычайно волнуют. Поэзия находится ниже этих событий…
Я не сомневаюсь, что Джамбул очень хороший поэт, но переводчики думают, что Восток это обязательно рахат-лукум, поэтому они не делают разницы между Стальским и Джамбулом, а между тем она должна быть и, безусловно, есть. А в переводах все это очень расфасовано, нет типичного, которое свойственно этим народам. Очень жаль, что я не знаю этих стихов в оригинале, я не знаю языка, но мне жаль, что нет Брюсова. Мы бы тогда в его переводах поняли всю величину, всю художественную свежесть этих поэтов.
Я не люблю переводить, всегда от этого отказывался, а когда переводил, то посредственно. Переводчику тоже нужно быть талантливым…
Мы неправильно понимаем свою задачу. Мы обслуживаем население, а поэзия должна обслуживать поколение. Мне кажется, ню вся наша беда именно в этом и заключается.
Товарищи говорят, что советские поэты ничего не сделали за десять лет, а ашуги есть. Ашуги это не наша заслуга, это заслуга времени, роста Советского Союза, роста народов. Мы в этом ничуть не повинны. Мы только посредственно переводим их. Это совсем другое явление, это явление национального роста наших народов.
Когда мы говорим о Западной Белоруссии, об Октябрьских праздниках, мне кажется, что мы их обудняем, они поэтому выглядят буднично в наших стихах. А задача поэзии показывать будни так, чтобы они выглядели как праздник.
Многие говорят, пусть будет 98 строк плохих и две гениальные, тогда все будет хорошо. Это неправильно. Мы созданы не для отдельных строк, а для стихов.
И еще одна страшная вещь происходит в поэзии: когда человек напишет плохие стихи о празднике, о параде, говорят, что это халтура; но стоит только написать что-нибудь о «любимой», то никогда не скажут, что это халтура; между тем есть страшно распространенный вид лирической халтуры, но этого мы еще не понимаем. У нас происходит дикая лирическая халтура, на которой люди выезжают, причем про них не говорят, что такой поэт — это халтурщик, но что он теплый человек; но ведь это же не тепло — это паровое отопление.
Так вот, борьба с такой лирической халтурой, которая обманывает подчас и довольно опытных людей, необходима, нужно бороться против нее, с тем чтобы не допустить такого лирического халтурщика к овладению поэтическим хозяйством.
Еще говорят — по кому равняться, у кого учиться? Но, честное слово, никто этого не знает. Все это, может быть, очень пессимистически звучит, но черт его знает, как мы на самом деле учимся. Для меня, например, Маяковский любимый поэт с 1920 года, но я никогда в жизни ему не подражал. Восхищаться им я могу, но я не могу сказать, что я у него учился, потому что я поэт совсем другого плана.
ДЖЕК АЛТАУЗЕН
С большой грустью я узнал о гибели этого молодого, талантливого и удивительно жизнелюбивого человека. Это был хохотун в самом лучшем смысле этого слова. Он смеялся неудержимо, необычайно по-доброму и так заразительно, что человек с самым дурным настроением в его присутствии становился таким же веселым, как и сам Джек Алтаузен.
Его необычайное для России имя Джек произошло от того, что он родился в Лондоне, где прожил не дольше своего ясельного возраста.
Я познакомился с ним в Москве, когда он только начал складывать азы в советской поэзии. А затем весь процесс его творческого роста происходил на моих глазах. И все время, от ученической поры до овладения мастерством, его никогда не покидало чувство гражданственности в своей литературной работе. Не тихая венозная, а кипучая артериальная кровь билась в его творчестве.
И, думая о моем большом, пусть и более молодом друге, я благоговейно склоняю голову перед памятью о нем.
ОТ ВСЕГО СЕРДЦА
Людям, лично знавшим и любившим Алексея Недогонова, радостно за читателей, которым он оставил эту книгу[8], написанную от всего его молодого сердца.
Стихи Недогонова можно узнать сразу, даже если под ними нет подписи. Большевик-поэт с резко выраженной творческой индивидуальностью, Недогонов не ограничивался словами: «Я люблю Родину». Он эту любовь очень убедительно доказывал, утверждал почти в каждом своем стихотворении.
Вот как начинается его «Баллада о железе»:
Кончается это стихотворение такими характерными для Недогонова строками:
В каждом стихотворении Недогонова — мысль большого накала, взволнованность предельного напряжения, — без этого Медогонов не брался за перо.
Перелистываешь сборник «Простые люди», вчитываешься в строки, чтобы выбрать наиболее сильные, — и невольно хочешь процитировать всю книгу целиком.
Поэма «Флаг над сельсоветом», включенная в сборник, в рекомендации не нуждается. Она сразу стала известной в народе, она удостоена премии. Но если присмотреться внимательно к творчеству Недогонова, то можно заметить, что каждое его стихотворение звучит как маленькая поэма — так оно насыщено мыслью и чувством.
Недогонов молод, так же как и герои его стихов:
Будущие герои, о которых пишет Недогонов, были сверстниками поэта. Росло поколение людей, родившихся при Советской власти и утверждающих ее всей своей работой, своими помыслами, жизнью. Росла молодежь, готовая к подвигу ради всечеловеческого счастья:
Жажда борьбы за освобождение человечества от рабства и угнетения никогда не оставляла Недогонова. И естественно, что при первой же тревоге он встал в ряды защитников Родины. Его песни и стихи громко звучали в годы Отечественной войны. Он воевал и в первые трудные дни и в дни приближающейся победы…