Ваше стихотворение похоже на старинный пятак — такое большое, а ничего нельзя на него купить.
Выкиньте из стихотворения «сплин». У нас ни в одном магазине не продают этого товара.
«Нельзя стрелять сразу из трех ружей. Надо стрелять в одну мишень
«Пленительный, нежный шепот любви» — такое впечатление, будто вам двести пятьдесят лет. В бабушкином платье собираетесь на молодежный фестиваль. И по мысли здесь нет стихотворения. Чем я обогатился? Абсолютно древним лексиконом и еще одной историей о том, как он насладился ею и дал деру. Вы говорите, что этот лексикон — традиция восточной поэзии… Мой отец болел туберкулезом, и я болел. Это не традиция.
Ваши стихи о любви — это асфальтированное шоссе с однообразным пейзажем. Туристское отношение к любви.
«Песня моя подойдет к губам твоего сердца» — плохо. А что будет, если песня подойдет к затылку сердца?!
Вы пишете: «Зефир твоей любви». В прошлых веках зефир был воздухом, а в наш век стал кондитерским изделием.
«Улыбка раздвигает губы». Это все равно что сказать: «Мои веки смыкают яблоко глаза».
У вас неопытность поэтическая и жизненная. Поставьте себе сверхзадачу: вот я сел за стол, и вот какое богатство я предложу читателям. Вам сколько лет? Восемнадцать? Не отчаивайтесь, вам жить еще шестьдесят два года.
«Баллада о промахе» — заголовок плохой. Такой же, как если бы вы придумали «Балладу о снижении цен». Баллада — это непрерывное действие. Если есть такая строчка: «Обрывки обоев качает сквозняк», — то баллады уже нет.
У вас балладность мешает, теснит чувство, словно у стиха тесный воротник. Вода в термосе теплая, но сквозь термосную оболочку вашего стиха я не чувствую тепла.
Мне кажется, что вы использовали порочный размер. Важно, в какую одежду вы оденете стихотворение. Если я к вам приду на семинар не в костюме, а в шотландской юбочке, вы удивитесь?!
В стихах нужна живая плоть. Может быть, вы живете на чердаке, где есть запыленный Надсон или Бальмонт?
У меня от ваших стихов такое впечатление, словно я иду в театр не с женщиной, а лишь с ее платьем или ем нарисованную колбасу. Вы увлекаетесь дактилическими рифмами. Этими рифмами вы не удивили не только меня, старика, но и моих молодых слушателей… «Господи, господи — тоже не пес, поди», — я восторгался этим. Нужно ловить не дактилические рифмы, а жизнь, выработать вкус.
Художник — индивидуальность. Если нет индивидуальности, ты просто один из печатающихся граждан. Не спешите печататься. Не идите по этому пути. Идите по пути риска.
«Я вижу в рассказе несколько концов, из них следовало бы выбрать один, чтобы была недосказанность. Казаков будет талантливым прозаиком, но у него еще нет поэтической экономии. Когда в борщ кладут много сметаны, не видно капусты… У Казакова диапазон должен быть шире».
А. Вознесенский
Поэтическая работа — сплошь сомнения.
Ваши стихи страдают литературщиной. Вы пытаетесь «накачивать» поэзию в стихи.
Вы часто употребляете слово «люблю». О любви нужно писать конспиративно. Вместо слова найти суть… Избегайте износившихся слов — этого восточного рахат-лукума. Иначе вы будете молодой древностью.
«Огненное вино» — черт побери! Где достают его?!
А вот строка, которая так и просится на пародию:
«Зачем меня ты, Маша, посылала?» Сразу хочется добавить: «За четвертинкой в магазин».
Кто-то из вас сказал, что в стихотворении есть одна хорошая строка… Дайте мне шестьдесят комнат, я буду жить в одной. Но это не стихотворение, если я буду жить в одной строке.
Душевное богатство поэта — это не сберкнижка, с которой списываешь, это сберкнижка, на которую все время вкладываешь.
Талантливому человеку всегда высказываешь множество пожеланий, а человеку бесталанному — единственное пожелание: не писать.
Как можно оценить и передать чужую печаль или чужую радость? Только перенеся их на себя.
Много написать — нетрудно. Мало и хорошо написать — трудно. Много и хорошо — идеал.
Когда-то я видел на экране Веру Холодную. Весь зал рыдал. А спустя много лет я побывал на вечере старых фильмов. Когда Вера Холодная умирает, в зале дикий хохот… Эстетические нравы меняются…
Нужно быть интересным собеседником или уметь интересно молчать. Быть талантливым человеком, самим собой в поведении, в общении с другими — это тоже очень отражается на стихах.
Обращайте внимание на свою сущность, будьте талантливы' ми людьми, а не только поэтами.
Если говорить о задачах искусства, в частности поэзии, то мне кажется, что Ромео и Джульетта должны быть не менее талантливыми людьми, чем сам Вильям Шекспир. Что это значит? Это значит, что люди, которых создает поэт, получают права гражданства, хотя этих людей до нас и не было. Так Ярослав Смеляков создал «Девочку Лиду».
Поэзия в первую очередь непосредственность. Против «Строгой любви» Ярослава Смелякова никто не может возразить, потому что у него великое качество — непосредственность.
Вы все знаете песню, где ее героя «парни снабжали махоркой». В этой песне показано не только то, что происходило и что происходит, но ясно видно и что произойдет. В ней — считанные строки, но запоминается она на всю жизнь. Это искусство.
В композиции большую роль играет соразмерность каждого члена организма. Поэма — это живой организм: ей нужны голова, шея, торс, ноги.
Единство темы — хорошая вещь, но до тех пор, пока она не становится надоедливой. Если в этом единстве нет переливов, то все стихи будут звучать как одно бесконечно длинное стихотворение.
От чувствования до чувства — грандиозное расстояние, хотя они кажутся рядом.
Прозаизм, введенный в стихотворение, должен звучать в ряду поэзии, а не как случайно подслушанное слово. Прозаизм в поэзии — это ее подъем, а не спад.
Есть люди, которые любят коммунизм в себе. И есть люди, которые любят себя в коммунизме. Это надо различать. Тот поэт, который хочет, чтобы ему было хорошо, не стоит полкопейки.
Творчество — мучительный процесс. Таким же оно будет и в золотом веке коммунизма.
Если «ветров», то это уже не соло.
Если бы мое сердце билось, как колокол, у меня был бы инфаркт.
Очевидно, вы обрадовались необыкновенной рифме: «сумерках — зуммер как». Но ведь Минаев делал такие рифмы не хуже Маяковского, а поэтом все же был маленьким.