Как же мне точнее определить те чувства, которые вызвала во мне его книга в целом и каждое стихотворение в отдельности?
Мне кажется, что он меня от чего-то спас. Спас от поступка, который можно было бы не совершать, и зовет к подвигу. Спас от недостаточно внимательного отношения к товарищу и, наоборот, отвлек от слишком большого внимания к тому, на что внимания обращать не стоит. Короче, он приобщил меня к своей строгой любви.
Несладкая жизнь была у Ярослава Смелякова, но ни в одной строке я не услышал ни одной жалобы. Страдание у него превращалось в любовь, как зерно превращается в хлеб, детство в юность, мысль в стихотворение.
Ярослав Смеляков — один из лучших представителей нашей гражданской лирики. Читатель опирается на его плечо, и Смеляков не чувствует тяжести. Наоборот, путь его от этого становится легче.
Кровообращение большого поэта протекает не только в системе собственных артерий и вен. Оно незаметно соединено с кровеносной системой читателя.
Для доказательства того, что поэт и читатель одной группы крови, я бы мог процитировать всю книгу.
Редко кто так преданно и нежно относится к детям, как Ярослав Смеляков. В стихах, посвященных детям, он не добрый дяденька, он чудесный дяденька. «Судья», «Аленушка», «Хорошая девочка Лида», «Опять начинается сказка…», «Первый бал» — сколько же в этих стихах большой душевной чистоты!
Три стихотворения посвятил поэт матери: «Песня», «Вот опять ты мне вспомнилась, мама» и «Мама». Казалось бы, от обилия чувств автор вот-вот перешагнет тоненькую границу, отделяющую лирику от сентиментальности. Но опасения напрасны — он остается в области лирики.
Вот она, граница сентиментальности! Но поэт ее не перешел, а энергично повел стихотворение дорогой лирики:
Особого внимания заслуживает поэма «Строгая любовь». Нужно прямо сказать — это одна из лучших поэм о комсомоле в советской поэзии. Комсомол — это моя извечная тема, и я был бы счастлив, если бы когда-нибудь написал поэму такого же высокого качества, как «Строгая любовь». Как великолепны комсомольские характеры, как чудесно передана атмосфера тех дней!
Что ни строфа, то яркая картина твоей молодости, что ни глава, то воскрешение неповторимого. Поэма еще не закончена, и я с нетерпением жду ее продолжения, — по-дружески тепло и осторожно поведет меня Ярослав в царство воспоминаний — призрачное, но бесконечно дорогое царство.
Что такое вопросительный знак?
Это состарившийся восклицательный.
СТАРОСТИ НЕТ
Ярославу Смелякову
Ярослав!
Наступивший 1963 год чреват тяжелыми последствиями — тебе исполняется пятьдесят лет, мне — шестьдесят. Я совсем не убежден в том, что эти два исторических события будут отмечены всенародными празднествами. Все будет протекать нормально. Ни один ребенок не заплачет, ни один милиционер не дрогнет. Ни один автомобиль не забудет, что он двигатель внутреннего сгорания. Поэты часто об этом забывают.
Ты родился зимой, а я — летом. Твои снежинки начинают таять, мои капли — испаряться. Печально ли это? Нет. Нисколько. Давай разделим наши с тобой сто десять лет честно пополам, и тогда не будет ни наступившей старости, ни ушедшей молодости. Что же будет?
Будут молодые поэты У поэзии масса преимуществ. Первое и самое главное ее преимущество — находить не для себя.
Сколько я тебя ни помню, ты всегда искал для будущего. Это вовсе не значит, что ты забывал свое поколение.
Я хочу, чтобы к тебе все чаще приходили таланты. Ты создан для их прихода.
Считай, что я одновременно и Иван Поддубный и Юрий Власов. Так крепко я тебя обнимаю.
ПОЭТЫ И НАРОД
Дело в том, что главная задача покойника на своих похоронах — не присутствовать, а отсутствовать. Я постараюсь сделать это, хороня свои воспоминания. Холостой выстрел производит такой же шум, как и настоящий выстрел, но где, кто и когда видел мишень, пробитую холостым выстрелом?
Многие себе представляют народ, как солдат на параде, — все одинаковы. Но любой парад, как бы он ни был торжествен, всегда кончается. Солдаты расходятся по казармам, спустя некоторое время демобилизуются, и у каждого начинается своя жизнь. Значит, народ — это не миллионы одинаковых людей, это миллионы разных людей, устремленных к одной цели. Дворничиха подметает снег (как она мне мешает по ночам! Надо назначить часы уборки позже), ученый держит свой светильник науки, а поэт протягивает свою неизданную книгу. Нельзя одинаково обслуживать. Кому нужно бальное платье, а кому тулуп. Нам надо обслуживать народ во всех его разных желаниях и необходимостях. Нужен и лубок и Третьяковская галерея, нужна и Уланова и самодеятельные танцы. Во всем этом есть своя прелесть. Вот почему я исступленно протестую, когда все хотят делать одинаково. Щи бывают не только суточные.
Моя любимая аудитория — это комсомольцы, студенты и солдаты. Как бы я ни захотел стать колхозным поэтом, ничего не получится. Для меня до сих пор урожай — это испеченные булки. Один солдат никогда не сможет защитить весь фронт. Он поставлен на определенный участок. И я могу стоять только на своем посту. Если я буду бегать по всему фронту, через мой пустующий участок проберется враг. Значит, когда партия говорит нам: «Служи народу!» — это вовсе не значит — будь одновременно и сталеваром и пахарем. Маяковский сделал не меньше, чем любой член партии. Оба стоят на очень широком фронте социализма. Не хочу я быть связным между народом и поэзией. Я родился в народе и поэзию, насколько я мог, создавал в нем.