Так же слепо щурятся в закат
Окна серых утомленных хат,
Но рокочут звончатые гусли
Над тревожно слушающей Русью.
ДВОЕ
Они улеглись у костра своего,
Бессильно раскинув тела,
И пуля, пройдя сквозь висок одного,
В затылок другому вошла.
Их руки, обнявшие пулемет,
Который они стерегли,
Ни вьюга, ни снег, превратившийся в лед
Никак оторвать не могли.
Тогда к мертвецам подошел офицер
И грубо их за руки взял,
Он, взглядом своим проверяя прицел,
Отдать пулемет приказал.
Но мертвые лица не сводит испуг,
И радость уснула на них…
И холодно стало третьему вдруг
От жуткого счастья двоих.
РАБФАКОВКЕ
Барабана тугой удар
Будит утренние туманы, —
Это скачет Жанна д 'Арк
К осажденному Орлеану.
Двух бокалов влюбленный звон
Тушит музыка менуэта, —
Это празднует Трианон
День Марии-Антуанетты.
В двадцать пять небольших свечей
Электрическая лампадка, —
Ты склонилась, сестры родней,
Над исписанною тетрадкой…
Громкий колокол с гулом труб
Начинают «святое» дело:
Жанна д 'Арк отдает костру
Молодое тугое тело.
Палача не охватит дрожь
(Кровь людей не меняет цвета), —
Гильотины веселый нож
Ищет шею Антуанетты.
Ночь за звезды ушла, а ты
Не устала, — под переплетом
Так покорно легли листы
Завоеванного зачета.
Ляг, укройся, и сон придет,
Не томися минуты лишней.
Видишь: звезды, сойдя с высот,
По домам разошлись неслышно.
Ветер форточку отворил,
Не задев остального зданья,
Он хотел разглядеть твои
Подошедшие воспоминанья.
Наши девушки, ремешком
Подпоясывая шинели,
С песней падали под ножом,
На высоких кострах горели.
Так же колокол ровно бил,
Затихая у барабана…
В каждом братстве больших могил
Похоронена наша Жанна.
Мягким голосом сон зовет.
Ты откликнулась, ты уснула.
Платье серенькое твое
Неподвижно на спинке стула.
НА МОРЕ
Ночь надвинулась на прибой,
Перемешанная с водой,
Ветер, мокрый и черный весь,
Погружается в эту смесь.
Там, где издавна водяной
Правил водами, бьет прибой.
Я плыву теперь среди них —
Умирающих водяных.
Ветер с лодкой бегут вдвоем,
Ветер лодку толкнул плечом,
Он помчит ее напролом,
Он завяжет ее узлом.
Пристань издали стережет
Мой уход и мой приход.
Там под ветра тяжелый свист
Ждет меня молодой марксист.
Окатила его сполна
Несознательная волна.
Он, ученый со всех сторон,
Поведеньем волны смущен.
И кричит и кричит мне вслед:
— Ты погиб, молодой поэт! —
Дескать, пробил последний час
Оторвавшемуся от масс!
Трижды схваченная водой,
Устремляется на прибой
К небу в вечные времена
Припечатанная луна.
И, ломая последний звук,
Мокрый ветер смолкает вдруг
У моих напряженных рук.
Море смотрит наверх, а там
По расчищенным небесам
Путешествует лунный диск
Из Одессы в Новороссийск.
Я оставил свое весло,
Море тихо его взяло.
В небе тающий лунный дым
Притворяется голубым.
Но готова отдать удар
Отдыхающая вода,
И под лодкой моей давно
Шевелится м орское дно.
Там взволнованно проплыла
Одинокая рыба-пила,
И четырнадцать рыб за ней
Оседлали морских коней.
Я готов отразить ряды
Нападенья любой воды,
Но оставить я не могу
Человека на берегу.
У него и у меня
Одинаковые имена,
Мы взрывали с ним не одну
Сухопутную тишину.
Но когда до воды дошло,
Я налег на свое весло,
Он — противник морских простуд
Встал у берега на посту.
И кричит и кричит мне вслед:
— Ты погиб, молодой поэт! —
Дескать, пробил последний час
Оторвавшемуся от масс.
Тучи в небе идут подряд,
Будто рота идет солдат,
Молнией вооружена,
Офицеру подчинена.
Лодке маленькой напролом
Встал восхода громадный дом.
Весла в руки, глаза туда ж,
В самый верхний его этаж.
Плыть сегодня и завтра плыть,
Горизонтами шевелить, —
Там, у края чужой земли,
Дышат старые корабли.
Я попробую их догнать,
И стрелять в них, и попадать.
Надо опытным быть пловцом,
И что шутка здесь ни при чем,
Подтверждает из года в год
Биография этих вод.