БЕРЕГА
Многие считают, что юмор — это анекдоты. А ведь что такое анекдот? Анекдот — это одолженный юмор. Сам не можешь, вот и одалживаешь. Ваш юмор — не одолженный. Он чеховского порядка. Вспомним «Толстый и тонкий». Это, конечно, очень смешной рассказ, но вместе с тем он чрезвычайно трагедийный. В нем видна вся николаевская Россия, в нем видно унижение человека, старающегося продлить свое существование.
И у вас есть свои недостатки. Скажем, в стихотворении «Апрель»:
Здесь чувство заменено демагогией. Здесь красивость вместо красоты. Но такие стихи, как «Прощание», «Эхо-птица», «Комиссар», «Тень прошлого» и многие-многие другие, кажутся мне очень хорошим подарком в день моего рождения.
Я нарочно перестал цитировать вас. Пусть читатель купит вашу книгу и сам познакомится со всем тем хорошим, что у вас имеется. В этом плане я работаю лучше Книготорга…
Чего надо бояться в нашем деле? Надо бояться таблицы умножения. То, что девятью девять — восемьдесят один, — не ты сочинил. Любить родину — не твоя идея. А вот как ее любить, ты должен сообщить людям. Ты должен не повторять патриотизм, а продолжать его. Иначе ты будешь похож на человека, который изобрел деревянный велосипед, не зная, что уже есть металлические.
Теперь, прожив и проработав уже много лет, я понял, что нажатием маленькой кнопки можно привести в действие большой механизм. Был бы механизм, а кнопка всегда найдется. Казалось бы, пустяковая вывеска на гостинице, но она заслонила все остальное, что я сделал. И я очень советую молодым поэтам: если у тебя нет душевного накопления, не иди к людям — побудь один…
И еще один мой совет молодому поэту — не пропускай мимо ни одного прохожего. Обязательно заговори с ним! И он обрадуется, и ты как поэт обогатишься.
И еще один совет — не старайся петь басом, если у тебя нет баса. Вот у Маяковского был бас, и я никогда не подражал ему. У меня, видимо, меццо-сопрано.
Ну, если я уж начал советовать, то меня не остановишь.
Никакого мотора в поэзии еще не выдумано. Ты можешь плыть только на парусах, и эти паруса должны быть направлены обязательно против ветра. И поэтому меня очень огорчает желание многих молодых поэтов напечататься, а не стать поэтами. Никого и ничего не бойтесь! Если твоя жизнь, твой труд не подвиг, то как же ты можешь звать к подвигу?
Я в своей дальнейшей работе понял, что так называемый «метод физического действия» применим не только в театре, но и в поэзии. Можно добиться вдохновения, не покорно дожидаясь его. Скажем, вы набрели на слово, редко встречающееся в стихах. И вы начинаете размышлять — с каким событием в вашей жизни, с чем узнанным, пережитым сочетается это слово? Не сочетается? Выбрасывайте. Ищите еще.
Однажды я остановился на слове «ангел». Его давно в поэзии не было. Мне захотелось, чтобы мистика послужила совсем не мистическому стихотворению. Значит, мне надо придумать каких-то особых ангелов. Вот вам и готовая строка:
И сейчас же последовала вторая:
То же самое я могу сказать и о рифме. Рифма страшна только начинающему поэту, а зрелому она первый помощник.
В чем, я считаю, заключается самая большая опасность для советского художника В обывательской влюбленности в идею. «Ах, какой симпатяга этот коммунизм!» Этого очень мало для полностью вооруженного бойца. Настоящий боец должен любить не самую победу, а путь к ней. Разве все дело в дне победы? Неправда! Все дело в годах борьбы. Я вспоминаю о войне. Затемненные окна ее мне светят куда ярче освещенных окон победы. Будни войны. В этом вся прелесть моих воспоминаний. Победа! Это очень удобное шоссе, покрытое асфальтом мемуаров. Будни войны! Я никогда не забуду глубоких воронок на этих дорогах. Вот так и надо писать стихотворение. Радость не в конечной станции, радость в пути.
Нарисованную колбасу не может съесть ни один человек. Вывеска не вешается на граммы. И вывеска не может быть больше витрины. Подумаем о сокращении вывесок в нашей литературе.
Подумаем о подходе к стихотворению. Стихотворение — это женщина, с которой ты собираешься жить всю жизнь! Никаких пошлостей, одна строгость. (Умница Смеляков! Он назвал свою поэму «Строгая любовь».)
Во всем нужна точность. Нужно точно убивать врага и нужно точно обнимать друга. (Как часто этого друзья не понимают!)
Теперь поговорим о случайности, которая является закономерностью. Первым и обязательным законом для рождения стихотворения является накопление чувств.
Часто мне приходится слышать от своих товарищей по ремеслу: «Вот какая у меня появилась чудесная строчка!» Сама по себе эта строчка, может быть, и хороша, но если она ничему не служит, то так она и будет мерзнуть в твоем мозжечке, как беспризорный в январскую ночь.
Как много людей пишут стихи — и как мало среди них поэтов! Почему это так получается?
Потому, что на первый взгляд труд поэта кажется очень легким. Зарифмовал, скажем, «березы — морозы», построил стихотворение столбиком, стараешься убедить своего читателя в том, что ты удивительно, безумно любишь учиться или трудиться. На самом деле это совсем не так.
У поэта должен быть свой, особый взгляд на мир. Он должен видеть то, чего не видят другие. Одно дело — глаза рядового читателя. Иное дело — зрение художника. Скажем, ваш сосед по квартире обладает стопроцентным зрением. А у вас близорукость. И вы носите очки. Но если вы поэт, ваша обязанность — увидеть в жизни то, чего не разглядел ваш сверхзоркий сосед. И ваша задача — рассказать ему об увиденном так, чтобы он изумился: «Смотри-ка, этот босяк, оказывается, умеет различать редкие и очень любопытные вещи, которых лично я не замечаю».
У нас часто происходит так. Молодой поэт едет на целину и тут же дует поэму о целине, едет на Магнитку — и тут же перед потрясенным читателем стихи о Магнитке. Но поэмы эти и стихи никого не трогают. Почему это происходит? Потому что чувства еще не накопились. Нельзя мир ощущать только зрением, только слухом или только обонянием. Нужна мобилизация всех чувств для того, чтобы написать хотя бы только одно стихотворение.
Вообразим, будто никто до вас не говорил, что пятилетку надо выполнить в четыре года. Но одно дело — высказать такую мысль в передовой статье «Киевского пролетария», другое дело — в стихах. Почему? Потому что мысль в стихах, даже самая новая, должна быть выражена средствами искусства. Скажу больше: она не должна бросаться в глаза. Мысль в стихах обязана действовать, как большевик в подполье. В чем успех подпольщика? Его никто не видит, а он хозяин положения. Сам он в тени, а все кругом освещено его действиями. Вы понимаете? А у вас мысль на виду с первых же строк…
У Гёте есть замечательное определение путей поэта. Гёте говорит: сначала поэт пишет просто и плохо. Следующий этап, когда он пишет сложно и тоже плохо. И наконец, вершина поэта, когда он пишет просто и хорошо.