Скажу – решено стереть границы Азии.
Скажу – решено России именоваться Державой.
Скажу – решено на Духовном совете избрать Главу.
Скажу – решено Избранному явить державу и скипетр союза народов.
Скажу – решено укрепить народное достояние.
Скажу – решено быть Государю на Звенигороде алтайском. Эту задачу Мы даем Фуяме.
В первый же вечер после приезда Владыка передал благословение:
– Благословляю Люмоу на красоту и целение; Удраю на всю Монголию и Тибет; Фуяму на всю Азию; Урусвати на весь светлый мир.
24 января Владыка напомнил о письме, которое он обещал направить Урусвати перед отъездом из Дарджилинга:
– Листа моего получение будет через месяц, Урусвати.
Письмо прилетело в окно во время беседы вечером 20 февраля 1925 года.
– Прикройте свет окна и повторяйте в молчании мантрам, – сказал перед этим Владыка.
После вращательного движения письмо упало на колени Елены Ивановны. Оно было записано чернилами на березовой коре по-санскритски.
Удрая перевел письмо:
Родная Урусвати, да будет это твоим Мантрамом: «В той Стране помогу в поднятии Мира и в явлении Храма Владык». Мир тебе!
Владыка слегка поправил перевод, так как Юрий написал сначала: «Дорогая Урусвати».
– Лучше сказать: «Родная Урусвати», – ибо, поистине, родная нам.
Получение письма означало близкий отъезд.
– Когда нам ехать на Лех? – спросил Юрий.
– Дам день, – ответил Владыка.
Яруя покинул Дарджилинг 23 февраля.
– Думаю, можно ехать шестого, – сообщил Владыка.
Выехали 6 марта рано утром и 12 марта прибыли в кашмирский Шринагар. Начали делать заказы вещей, необходимых для экспедиции. Но вскоре выяснилось, что есть проблемы с получением пропуска в Ладакх.
– Почему Учитель не посоветовал хлопотать о разрешении на Ладакх из Америки?
– Получили бы отказ. Нужно личное присутствие.
Разрешения на въезд ждали, живя на лодке-доме «Монарх», хотя идея с лодкой не очень поощрялась Владыкой.
Елена Ивановна, обеспокоенная затиханием опыта в тяжелой атмосфере Шринагара, в первую ночь на лодке была просто оглушена множеством голосов, говоривших одновременно. Резонанс был настолько велик, что казалось, будто говорившие находились в очень высоком помещении.
– Явил силу твоего приемника, – пояснил Владыка. – Слышала восклицания наши, когда решали дела Союза Востока. Вижу, как Союз Востока начинается в Сибири в виде частного общества. Вижу маленький домик, где рождается мировое дело.
В конце марта лодка из канала вошла в озеро. Начались гроза и проливной дождь. Ветер был настолько силен, что канаты, которыми лодка была прикреплена к сваям, один за другим начали лопаться. Хозяин лодки и его люди в полной темноте, стоя по грудь в воде, натягивали канаты, но они снова лопались. Двухэтажную лодку могло унести на середину озера и перевернуть.
Все оделись. Елена Ивановна, взяв манускрипты-тетради и доверенные сокровища, ждала той минуты, когда нужно будет прыгать в воду. Но ураган посреди ночи стих. Под утро все спокойно заснули. Команда направила лодку к Шринагару.
– Очень рад, что ушли из озера, – сказал Владыка. – Удар должен был быть нанесен там. Но Учитель не пропустил времени. Кашмир всегда был сложен для меня. Даже жизнь А-Лал-Минга закончилась здесь явным его убийством. На горе перед вами – место его казни.
Диалог пятнадцатый
– Я был очень близок тебе, будучи А-Лал-Мингом.
– «Минг» не индусский корень?
– Древний корень.
– Я была кашмиркой?
– Ты жила в Ладакхе. Твой муж, умный индус, был отравлен своим братом, который хотел приблизиться к тебе.
– Все тот же Враг?
– Конечно.
– Но почему не он стал мужем?
– Так как Сила Высшая помешала.
– Но как мне удалось избежать сожжения?
– Ты отказалась следовать за умершим мужем и стала во главе движения против сати. Тебе нужен был наставник, так как ты возмутилась духом и искала поддержки.
– А-Лал-Минг был духовным учителем?
– Но я не принял посвящения. Высшим законом для меня был знак, явленный в светилах. Когда пришло время выбора между посвящением и указаниями светил, я избрал Огненное Право.
– Но как мы встретились?
– Ты искала среди духовных наставников родного по духу. И когда ты пришла ко мне, Космическое Право зазвучало в наших сердцах мощным притяжением. Тебе было тогда двадцать два года, а мне – тридцать пять.
– А когда произошла казнь?
– Через семь лет после нашей встречи. Меня посчитали помрачителем умов.