— По поводу «Пророка» было много споров у наших словесников.
— Что их там так задело?
— Споры велись вокруг даты написания: одни полагали, что Вы заранее, ещё будучи в ссылке, готовясь к встрече с императором написали эти стихи, чтобы бросить их в лицо молодому «сатрапу», только что вступившему на престол.
Другие, что стихи написаны после встречи с императором.
— А чего тут гадать? Я же в конце поставил дату и даже время, как делал это обычно.
— Так факсимиле «Пророка» не было найдено в Ваших бумагах.
— А кто разбирал после меня бумаги?
— Император получил разбор архива Василию Андреевичу Жуковскому.
— Ну да, конечно. Он же выполнял при Николае Павловиче ту же роль, которую выполнял Деметрий Фалерский при Птолемее Сотере — роль воспитателя его сыновей — Александра и Михаила.
— Александр Сергеевич, а история сближения поэта Каллимаха и Птолемея Филадельфа не напоминала Вам ситуацию перед вашей встречей с 30-тилетним императором России?
— Может и напоминала, но что из этого следует? Николай Павлович мне ничего не предлагал при встрече, а я у него ничего и не просил. О чём я тогда думал — вопрос открытый. О содержании нашей беседы знаем только мы с ним и Бог. А кстати, ответ императора Синоду сохранился?
— Да, и мы его нашли.
— И что там, не помните?
— Хорошо помню, так как там было всего две фразы: «Я знаю автора Гавриилиады. Оставьте Пушкина в покое».
— Вот как! Мне ведь тогда члены Синода ответ императора не показали. А ответто получается двусмысленный: один — «Я знаю, что автор Гавриилиады Пушкин, но он под моим покровительством. Оставьте его в покое»; другой — «Я знаю автора Гавриилиады — это не Пушкин. Оставьте Пушкина в покое». Ну а члены Синода не имели права спрашивать разъяснений у императора. Теперь понятно, почему он просил меня ничего не отвечать в случае вызова на заседание Синода, а потребовать бумагу, конверт и написать ему, где бы он ни был. И при этом добавил: «Я знаю, что делать».
— Значит, второй вопрос был об авторстве Гавриилиады? А первый?
— С кем бы Вы были, окажись 14 декабря 1825 года в Петербурге? И каков, по-вашему, был мой ответ?
— С ними… Но затем, чтобы их остановить. Император удивился: «Пушкин, твои стихи нашли почти у всех заговорщиков». А Вы ему напомнили про стихи «К Андре Шенье» и по его реакции поняли, что инцидент исчерпан.
— Да, я вынужден был напомнить про стихи «К Андре Шенье», потому что не был уверен, что Василий Андреевич передал моё майское письмо 1826 года императору, в котором я изложил свои взгляды на события декабря 1825 года. А куда могла деться рукопись «Пророка» с датой?
— Это мог знать только Василий Андреевич Жуковский. Мы полагаем, что есть ещё много ваших записей, которые пока неизвестны миру.
— И кому это нужно?
— Ну, Вы же знаете, какие баталии шли в Ваше время меж либералами и патриотами? Накал страстей не угас, а градус их даже повысился. И каждое направление пыталось и до сих пор пытается использовать Ваше творческое наследие в своих политических целях.
Седой не сводил взгляда со своего гостя, и чем больше смотрел, тем больше начинал убеждать себя — перед ним Пушкин.
— Но если он здесь и пришёл оттуда, откуда ещё никто никогда не возвращался, то ведь не для того, чтобы съесть яичницу и выпить чашку плохого кофе? Что-то же он должен сказать нам, его потомкам чтобы мы могли разрешить проблемы нашего времени? — размышлял Седой, и гость будто услышал его.
— Ну что ж, молодой человек, не знаю как Вы тут живёте с новыми вещами в новом мире, но вижу, что в его постижении Вы преуспели в сравнении с нашим поколением, особенно это касается понимания атеизма. Это конечно самая острая проблема. У меня были какие-то мысли на этот счёт, но так ясно как Вы здесь изложили, — не получалось. И теперь это — ваше всё. Становитесь сами человеками и двигайте мир к человечности. Ну что ж, я спокоен за Россию. О верхах не беспокойтесь, до них всё это дойдёт в последнюю очередь.
Седой посмотрел на круглые электрические часы на стене за стойкой буфета и отметил про себя, что время — около шести часов вечера.
— Так мы что, беседуем почти два часа? А это заведение закрывается кажется в 18.00.
Тут как раз и появилась официантка.
— Мальчики, я через 10 минут закрываюсь.
Она подошла к их столику, собрала пустые тарелки, приборы и скрылась за стойкой в буфете.
— Александр Сергеевич, может нам прогуляться? Пройдёмся по набережной Мойки, выйдем на Дворцовую и продолжим разговор?
— Почему бы и нет. Любопытно посмотреть на Петербург начала XXI века.
— По моему, изменилось не многое. Главное, вместо лошадей, карет ныне — сплошь автомобили. Они — настоящий бич современного города. От них выхлопные газы, дышать в городе стало нечем.
Поблагодарив официантку, они вышли во двор мощёный булыжником и направились влево — прямо к парадным воротам. Была середина июня — самый разгар белых ночей. Солнце ещё светило довольно ярко. Последние редкие посетители, а за ними и служащие музея, покидали уютный дворик особняка Волконских. Сквозь мягкие подошвы летних ботинок остро чувствовалась булыжная мостовая. Седой посмотрел на чёрные штиблеты своего спутника и подумал о том, что в его времена асфальта не было, и все мостовые были такими, а может и ещё более чувствительными для подошв пешеходов.
— Вася, а ты что это сегодня решил пойти в город так — не переодеваясь?
Седой обернулся и встретился взглядом с незнакомым человеком.
— Наверное, служитель музея, а Вася видимо и есть местный аниматор. Он ждал реакции своего спутника, который неожиданно резко повернулся на голос, остановился, на секунду задумался, сунул руку в правый карман сюртука, достал оттуда довольно большой бронзовый ключ, покрытый зеленоватой патиной и задумчиво, ни к кому не обращаясь, тихо произнёс:
— А мне, пожалуй, действительно надо переодеться согласно эпохе, в которой я каким-то странным образом оказался.
Спутник Седого уверенно вставил ключ в замочную скважину, дважды повернул его и тяжёлая дубовая дверь, медленно, как бы сама собой, приоткрылась. Он потянул дверь на себя, повернулся к Седому и почему-то заговорщически проговорил:
— Извините, я сейчас, одну минуту…
И скрылся за дверью. Седой некоторое время стоял в полной растерянности от такого финала. Потом нерешительно потянул парадную дверь на себя, но она оказалась закрыта.
— Вы напрасно сюда ломитесь, эта дверь всегда закрыта, — обратился к нему тот же самый служащий, который окликнул его спутника.
— А как же Вася? — Он ведь только что открыл эту дверь и пошёл переодеваться.
— Вася? Аниматор что ли? Так он свою бутафорию в гардеробе цокольного этажа держит. Сегодня посетителей было немного, и он ушёл ещё часа два назад.
Он знает, что парадная всегда закрыта и ходит, как все, через чёрный ход. А Вы кто ему будете?
— Я-то? Да просто знакомый, договаривались вместе поужинать после работы.
— Вы остаётесь или идёте? Мне надо парадные ворота закрыть.
— Да, да, конечно иду.
Седой быстрым шагом вышел через парадные ворота на набережную Мойки.
У мощных гранитных плит набережной стояли плотно припаркованные автомобили, куда-то спешили редкие прохожие, Пушкина среди них не было…
Внутренний Предиктор СССР
10 июля 2015 года.