Был день, подобный описанному: толпа спускалась со ступенек храма, в первом ряду можно было различить фарисеев с их суровым выражением лиц и набожной миной. Богачи проходили, сопровождаемые своими многочисленными прислужниками, и, вынимая золото и серебро из своих кошельков бросали его в кружку, рисуясь перед восхищенными взорами зрителей... Вдруг проходит среди толпы одна бедная женщина скромной и спокойной походкой. Кто была она? Мы ничего не знаем о ее прошлом. Знаем только, что она была вдова, т. е. ее сердце было разбито в его самых нежных привязанностях, и для нее открывалась жизнь, полная одиночества и лишений. В то время, как она видела, что по сторонам ее проходят лица, пользующиеся любовью других, в то время, как счастливая, улыбающаяся мать вела своих детей для посвящения Господу, когда другие радостно возвращались к своим жилищам, где их ожидало столько счастья,-она шла медленно, сознавая что никто не встретит ее у очага, и ни один любящий голос не будет приветствовать ее по возвращении... Она была вдова и была бедна... Бедна, т. е. вдвойне вдова, потому что утешения и сочувствия, обильно расточаемые богатым, редко достаются лицам наиболее нуждающимся в них. Она была вдова и была бедна.., т. е. для нее существование представлялось в будущем беспрерывною борьбою с нищетой - борьбой трудной и горестной, беспомощной в болезни и одинокой в смерти.
И однако вы, сожалеющие эту бедную женщину, не сумеете заметить под ее траурной одеждой той внутренней радости, которой полно ее сердце, потому что она обрела Бога в Его храме. В то время, как другие, пришедшие туда, удовлетворялись своим формальным поклонением или воображением, наполненном мечтами о национальной славе; в то время, как жертвователи думали только о том, чтобы возвеличить Израиль, свидетельствуя перед Богом, что они служат узким, гордым и грубым их понятиям, - она поняла сердцем то, что не было известно даже книжникам, сидящим на седалище Моисея; она поняла любовь и милосердие Божие. Когда же пение левитов возносило хвалу Богу Израильскому, с каким усердием присоединялась она к нему! Сколько утешения находила она в словах псалма: Ты видишь, ибо Ты взираешь на обиды и притеснения, чтобы воздать Твоею рукою. Тебе воздает себя бедный; сироте Ты - помощник. Ты слышишь желания смиренных; укрепи сердца их; открой ухо Твое, чтобы дать суд сироте и угнетенному (Пс. IХ. 35. 38-39). Все это она поняла, и из глубины ее сокрушенного сердца вылились эти чудные слова, как естественное выражение ее благодарности.
Но бедная женщина желала выразить делом ту благодарность, которая наполняла ее душу, она воспевала хвалу Богу, воздавая Ему поклонение; но этого было для нее недостаточно. Она также желала принести свой дар на святилище и способствовать со своей стороны созиданию и благолепию храма Божия. Как же сделать ей это? Увы! Она так бедна, что обладает только двумя лишь лептами. Как ничтожна эта сумма, когда дело идет о поддержании такого огромного здания и такого великолепия в богослужении! Двумя лептами нельзя ни заместить испорченного камня, ни купить немного курений или даже горлицы для жертвы. Но эти же две лепты могли доставить вдове немного масла или хлеба; их достаточно было бы для однодневного или двухдневного поддержания ее существования. Она в них имела нужду, потому что едва ли что могло быть неизвестнее ее положения и ненадежнее ее средств. Допустим даже, что и она могла этим незначительным приношением способствовать украшению святыни, ей ли это делать? Разве нет других, которые могут это исполнить лучше ее? А при своей бедности может ли она лишить себя всего того, что ей остается?
Все эти мысли, братья, может быть промелькнули в сердце вдовы, но она не остановилась на них. Отрешившись от всего земного, незамеченная, она положила в кружку свои жалкие лепты и пошла, счастливая приношением, к своему жилищу, где ее ждала нищета.
Бедная женщина! Кто же видел ее в толпе? Кто между этими знатными и богачами, книжниками и фарисеями, даже посмотрел на нее? Увы, свет ее забыл, как забывает всякое безмолвное самоотречение и неизвестную жертву, составляющую все, что только есть великого и прекрасного на земле! Но был Один, Кто ее видел, и Чей взор следил за ней с самым нежным сочувствием. Это Тот, Кто зовется Истиной, Сыном Божиим. Его также не признает эта толпа, которая удивляется только наружному громогласному величию. Иди с миром, бедная женщина! Он тебя видел... и этого взгляда достаточно, чтобы твой тайный поступок был памятен даже тогда, когда не останется от Иерусалима и его великолепного храма ни одного камня. Он тебя видел, и благословил. Иди теперь с миром! Может быть ты Его никогда не узнаешь на земле, но придет день, когда, окончив свое скромное поприще, ты познаешь Его в вечных селениях!
Постараемся теперь, с Божией помощью, братья, извлечь наставление из этого замечательного и трогательного случая.
При выходе из храма находилась кружка для приношений. Глубокая мысль кроется в этой простой подробности. А именно: всякое истинное поклонение должно оканчиваться жертвой. Вы приходите в храм для поклонения Богу. Вы должны соединиться мысленно с небесными духовными силами, окружающими Его престол и вместе с ними возглашать Его величие и святость. В этом ваше настоящее служение и призвание; этим же вы освящаете ваши уста, так часто оскверняемые пустыми, легкомысленными и злыми словами. Вы должны смириться перед Тем, очи Которого слишком чисты, чтобы видеть зло; вы должны открыть Ему свое сердце, рассказать Ему свои не только явные преступления, но и все тайные грехи, почувствовать свое ничтожество, чтобы быть в состоянии принести Ему то сокрушенное сердце, которого Он никогда не отвергает. Вы должны понять ту спасительную благодать, которую Бог открыл для нас; преклониться перед Спасителем, Которого Он послал вам; радоваться и воспевать Его славу. Бог требует от нас только такого поклонения, и только такой фимиам приятен Ему. Но если вы, совершая это поклонение, проникнутое смирением, сопровождающееся делами милосердия, подумаете, что воздаете Богу достаточное поклонение; если все внутренние восторги, слезы и молитвы не влекут за собой никакой жертвы, ваше наружное поклонение будет напрасно, ибо Бог отвергает его.
Впрочем, эта мысль написана столь глубокими чертами в сознании людей, что о ней свидетельствует каждая религия. Везде рядом с храмом вы найдете алтарь, будет ли он высечен искусной рукою из мрамора и золота, или сложен из двух, трех камней, которые дикарь, повинуясь неопределимому инстинкту, возвышает в пустыне, чтобы принести на них свою кровавую жертву. Жертва! Вот центр каждой религии и когда она является удовлетворением того внутреннего закона, который руководит человеком, вы знаете, что такой человек не отступает ни перед чем. Он приносит в жертву Божеству все, что имеет самого дорогого, не исключая из этого и своих детей, и себя. Разум не в состоянии бороться с этим глубоким побуждением. Это хорошо поняли даже языческие народы. Когда я вижу потоки крови, повсюду смешивающиеся с молитвой, я ужасаюсь; но и в этих ужасных заблуждениях я узнаю потребность жертвы. Этими страшными закланиями человек признает себя обязанным Богу!
Итак, эту потребность жертвы, никогда не исчезающую из человеческого сознания, христианство утверждает с наибольшею силою. Чем является крест, как не самой величайшей из жертв? Что мы видим в нем, как не самый совершенный дар, принесенный Христом Спасителем для спасения людей? Что вам говорит это зрелище, как не то, что вы всецело обязаны Богу, и что если бы религия не была жертвой сама по себе, она не имела бы значения? Так понимали ее все святые Апостолы, напоминая нам почти на каждой странице своих посланий, что "мы принадлежим не себе, а Тому, Кто за нас пострадал", что мы обязаны Ему представить себя в жертву живую, святую "благоугодную Богу, для разумного служения" (Римл. ХII. 1) и т. п.