Но христианство дает нам совсем другое понятие и с полновластием, внушенным свыше, оно повелевает человеку любить.
Как это возможно?, - спросите вы. Я сейчас это объясню, теперь же просто ограничусь фактами. Христианство предписало такую любовь, которую природа никогда бы не внушила; оно придало ей силу и жизнь, о чем свидетельствует вся история.
Вот у ворот Иерусалима еврей, только что сделавшийся Христианином. Его повергают на землю в ужасном мучении; окружают палачами, которые бросаются на него, подобно стая лютых зверей. По его лицу струится кровь; но он подымает к небу взор, полный ангельской кротости, и молится за тех, которые его побивают камнями. Бог повелел ему любить - и он любит. Это архидьякон Стефан.
Вот фарисей, сын фарисея, Савл, родом из Тарса. Все предания и предрассудки, вся вражда и ненависть его расы и его школы должны были сосредоточиться в нем и достигнуть высшей степени проявления. И, однако, этот человек написал 13-ю главу послания к Коринфянам, которая есть высшая хвала, посвященная любви, какую только земля когда-нибудь слышала. Бог повелел ему любить - и он любит. Это св. Апостол Павел.
Когда христианская девица, выросшая среди нежности и любви, посвящает себя на служение делу просвещения ближнего или уходу за больными, и там подвергается грубостям, дурному обращению, оскорблениям и огорчениям, беспрестанно увеличивающимся в продолжение всей ее жизни, почему встречаете вы на ее лице сияние мира и довольства, которыми не обладают люди почета и известности? Бог ей повелел любить - и она любит.
Когда миссионер удаляется на отдаленный север, в царство льда, под небо, кажущееся одним большим саваном; когда он скрывается в нездоровых лачугах, где воздух заражен миазмами; когда он осуждает себя на отвратительную пищу, и когда - после нескольких лет героического труда - он успевает создать там верующее население, воспевающее на своем необработанном и грубом языке святые песнопения, которых мы не можем слушать без сердечного умиления, откуда у него является это вдохновение, пламень, которого ничем нельзя погасить? Бог повелел ему любить - и он любит.
Когда в нашей среде христианская супруга и мать, осужденная, переносит у семейного очага оскорбления, насмешки, жестокости и измену, противопоставляет всему этому кротость и величие души, которых ничто не ослабляет; когда она умеет остаться достойной без ропота и спокойной без слабости; когда она прячет от всех свое тайное изнеможение и горе; когда она учит своих сыновей чтить имя недостойного отца, может быть, позорящего это имя в разных притонах; когда, подвергшись всяким оскорблениям, она находит еще в себе достаточно силы, чтобы заботиться о муже, который возвращается к ней, чтобы перестрадать последнюю болезнь и умереть - думаете ли вы, что для такой борьбы, встречающейся чаще, чем вы полагаете, достаточно одного только внушения природы? Нет, вы хорошо знаете, что здесь действует не природа. Бог повелел ей любить - и она любит.
Итак, мы можем научиться любить, и сердце может победить природу. Любовь не заключена в роковой круг; ей открыто бесконечное, не то бесконечное, которое, не приведенное в порядок, ведет только к физическому порабощению, но бесконечность высшая, где Божественная любовь распространяется в своей вечной полноте и может обхватить собой все существа, даже такие, которые не знали Его.
Теперь, братья, я покажу вам идеал. Не обманываясь и не отчаиваясь, мы можем его достигнуть, так как он проявляется в людях, природа которых подобна, нашей. Но идеал, может быть, пугает вас, и вы теряете мужество? "Откуда родиться, - говорите вы, - этой любви в сердце, которое хотело бы любить и не любит, хотело бы чувствовать и не чувствует, и, охваченное на минуту порывом энтузиазма, падает снова, удрученное тяжестью своего равнодушия лености и неподвижности? Кто может излечить этого больного? Кто может возвратить жизнь этому мертвецу?"
На это я отвечаю, не колеблясь: "Бог один это может, братья. Здесь нужно вдохновение, превосходящее природу. Чтобы наше сердце любило, надо, чтобы сердце прониклось сначала Божественною любовью".
Поймите же всю любовь Божью в той полноте, в какой она объявилась в Иисусе Христе. Иисус Христос приносит нам не одно только учение о любви, но и действительное осуществление его. Бог нас возлюбил в Своем Сыне и возлюбил такими, какими мы бываем, какими Он нас видит и ныне, со всем нашим ничтожеством и пороками, столь отдаляющими Его от нас. Он нас возлюбил до жертвы, до креста. Припоминайте же постоянно об этой главной тайне Евангелия! Этого источника мы не исчерпаем никогда. Смотрите на крест, как на центр всех Божественных даяний, как на цель, к которой стремились все пророчества, как на источник, откуда произошло все доброе, кроткое и любвеобильное в новый мир, начавший с него свое счисление. Идите к Христу, проходя по Гефсимании, по двору Каиафы, Пилата, по стогнам (улицам, площадям) Иерусалима и всему печальному крестному пути. Не умаляйте великого дела искупления, всю бесконечную важность которого сердце не можетъ обнять. Размышляя перед жертвой Голгофы о примирении преступного человечества с Богом, мы находим там и свою собственную историю, потому что здесь идет речь и о каждом из нас. "Я думал о тебе, - как бы так говорит Голгофский Страдалец, - во время моего страдания, за тебя Я пролил эту каплю Моей крови"! Дайте же этому несравнимому милосердию, этой святой и невыразимой любви проникнуть во все ваше существо! Проследите всё в характере и скажите себе, что значат все человеческие привязанности! Не суть ли он - только слабое и бледное подобие этой великой жертвы? Попытайтесь вместе с апостолом измерить всю величину любви, которую Бог вам засвидетельствовал в Иисусе Христе, и попробуйте понять эту любовь, превосходящую всякий разум. Только тогда вы найдете вдохновение, не достающее вам. Любовь производит любовь. Чем более мы будем думать о том, что Бог нам явил во Христе, тем скорее мы почувствуем в себе тот источник живой воды, который не иссякнет вовек (никогда). Он уже оросил и заставил цвести миллионы сердец, может быть, более сухих и бесплодных, чем наши, принося преданность и самоотвержение там, где царствовал только эгоизм. Все лучшее и величайшее на земле имеет происхождение оттуда.
Когда эта любовь, производимая верой, усвоится нашими сердцами, нам будет возможно любить человечество, не только в порывах общественной филантропии, но и в той особой привязанности, которая видна в каждом ничтожном существе, созданном по образу и подобию Божью, искупленном кровью Иисуса Христа и назначенном для жизни вечной. Братья! Чтобы любить человечество, надо верить в него. Если человек для вас - только усовершенствованное животное, я призываю вас любить его даже и в этом случае. Но если вы видите в нем только существо, обреченное на грубую и, можетъ быть, позорную жизнь, то ваш энтузиазм скоро уступит место мрачной мизантропии. Будем же христианами не по имени только, но и на самом деле, чтобы в наиболее жалком и отталкивающем создании провидеть существо идеальное, которое в один прекрасный день может совершенно возродиться под действием благодати Божьей. Научимся видеть в нем не то, что антипатично, но то, что заключает в себе зародыш всего хорошего, благородного и справедливого. У самых закоснелых душ остается какая-нибудь Божественная искра и в самых печальных нравственных развалинах сохраняются некоторые черты первозданного Адама.
Остерегайтесь же, братья, этих противозаконных предрассудков и антипатий, омрачающих наш взгляд и препятствующих нам различать черты истинные, эти остатки подобия Божья в павшем человеке. Чтобы от него отвернуться, отказать ему в своей приязни, для нас бывает достаточно того, что он мыслит иначе, чем мы, верует по - своему, держится своих убеждений и взглядов, обладает известным характером и странными причудами. Мы просто признаём тех или других лиц антипатичными, чтобы без всяких угрызений совести отказать им в нашем участии, как будто этого было достаточно для нашего самооправдания. Холодность, сухость, надменность, острое и резкое слово, все нам кажется законным по отношению к нему, а он даже не знает, что в нем нам не нравится и что именно отчуждает от него наше сердце.