А нужен ли христианину аскетизм?
Следующий предварительный вопрос: зачем вообще христианину аскетизм? Зачем все эти ограничения, напряжения, борьба? Ведь Сам Христос нам заповедал только любовь к Богу и ближним (см. Мф. 22, 37-39). Так давайте же будем просто любить Бога и друг друга, и всё будет хорошо.
Всё будет хорошо? Вот я люблю Толю, а он у меня просит конфету, я ему с любовью даю. А он просит ещё раз, я ему ещё раз даю, тоже с любовью. Но мне ведь тоже хочется конфет, а Толя всё просит и просит... Он ведь тоже должен меня любить, не только я — его. И получается, что я люблю, кроме Толи, ещё и конфеты. Это раз. И я хочу иметь уверенность в конфете на завтра. Это два. И я хочу справедливости. Это три. И я считаю себя лучше Толи. И так далее. И что осталось от моей продекларированной любви к ближнему? И это всего лишь из-за конфет!
А о Боге мы тут даже и не вспомнили. Может быть, и к лучшему, потому что к Богу у нас ещё больше претензий, чем друг к другу. Потому что о людях мы знаем, что они не всемогущи, а о Боге мы верим, что Он всемогущ. Так почему же он не исполняет наших желаний? Даже благих, как мы уверены, желаний!
Оказывается, наша душа пропитана желаниями, то есть страстями, этакими любвями, которые не дают нам поистине любить никого: ни ближних, ни дальних, ни Бога, а только самих себя, точнее свои хотения, то есть страсти. Для того чтобы увидеть свои страсти, постараться освободиться от них, познать на деле своё бессилие перед ними, но не впасть в отчаяние, а призвать Бога на помощь и в конце концов получить помощь Божию — для этого необходим подвиг.
Подвизаться нужно правильно
Итак, мы поняли, что нужно подвизаться, при этом подвизаться нужно правильно. Об этом писал апостол Павел: Не знаете ли, что бегущие на ристалище бегут все, но один получает награду ? Так бегите, чтобы получить. Все подвижники воздерживаются от всего: те для получения венца тленного, а мы - нетленного. И потому я бегу не так, как на неверное, бьюсь не так, чтобы только бить воздух; но усмиряю и порабощаю тело мое, дабы, проповедуя другим, самому не остаться недостойным (1 Кор. 9, 24-27).
Но в Послании к Римлянам тот же апостол Павел пишет: Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю. Если же делаю то, чего не хочу, то соглашаюсь с законом,, что он добр, а потому уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Ибо знаю, что не живет во мне, то есть в плоти моей, доброе; потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Итак, я нахожу закон, что, когда хочу делать доброе, прилежит мне злое. Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием; но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ум,а моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих. Бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти ? Благодарю Бога моего Иисусом Христом, Господом нашим,. Итак, тот же самый я умом моим служу закону Божию, а плотию закону греха (Рим. 7, 15-25).
То есть наскоком решить проблему у нас не получается. Любовь, которую мы продекларировали, оказалась в нас какой-то ненадёжной. Собрались вроде бы с апостолом Павлом заняться аскетическими подвигами, но и у него не всё сразу вышло, о чём он и сам написал римлянам в своём послании. Поэтому давайте сделаем шажок назад и поговорим сначала о цели нашего аскетического подвига, а тогда станут понятнее и его методы, предлагаемые нам Церковью.
О ЛЮБВИ И БЛАГОДАРНОСТИ
Любовь — что это?
Во-первых, не «что», а «Кто»
Любовь — цель христианского подвига. Поэтому, кстати, на вопрос «что такое любовь?» нужно сразу заметить, что любовь — это «Кто». Бог есть Любовь (см. 1 Ин. 4, 8), и познание истинной Любви даруется по мере познания Бога, то есть по мере благодатного единения с Ним. Такое единение — цель жизни христианина, что и выражается в заповеди о любви к Богу всем сердцем и всей душой, и всей крепостью, и всем разумением (см. Лк. 10, 27). Эта заповедь дана Богом ещё в Ветхом Завете и повторена затем Христом.