Хорошее слово «обжа». В нем труд и любовь к земле, усердие наших предков в извечной борьбе за жизнь, за благополучие своих домочадцев и родины.
Много «обж» в лесной зоне России. Среди них и такие, что превратились в обширные, хорошо ухоженные поля, на которых есть где разгуляться стосильному трактору. Но чаще, подойдя к указателю с этим трогательным названием, останавливаешься в растерянности; где же обжа? Перед глазами заросший крапивою пустырь, на котором не то что лошади, а тем более трактору — человеку с лопатою делать нечего! Куда делась земля?
Ее нет. Есть заросли ольхи, корявый березняк, гнилой осинник.
Мы, лесники, те же земледельцы, что и наши соседи-крестьяне, живущие вместе с нами в деревнях и селах; лишь перечень забот у нас несколько иной. И погибшие обжи есть у нас. Правда, они непохожи на сельские, и названий у них нет. Однако горечь на сердце при виде заросшего корявым чернолесьем соснового бора или заболотившейся вырубки та же, что и при виде пропавшей сельской обжи.
Сколько же лесного чертополоха выросло в России на месте сосновых боров и ельников! Сколько болот появилось после вырубок стройных лесных рощ.
Много! Особенно в лесной зоне. Леса здесь были всегда под рукою. Стоило лишь протянуть ее — и деньги в кармане. Часть их вполне можно было бы использовать в свое время на лесовосстановление, осушение и уход за лесом. Правда, особенно винить наших предков не стоит, они, возможно, и не подозревали о надвигающейся угрозе и поэтому не принимали необходимых мер.
Теперь совсем иное дело. Население страны растет. Растут и энергетические потребности людей. Чтобы удовлетворить их, все чаще приходится обращаться к запасам природы, накопленным за долгие столетия. Но запасы эти не беспредельны. По самым оптимистическим подсчетам, леса, нефти, газа, угля хватит одному-двум поколениям. А дальше что? Вынужденное голодание? Искусственное ограничение народонаселения?
Конечно, нет! Человечество уже научилось с помощью растений накапливать значительно больше энергии, чем это делалось раньше. Благодаря высокой агротехнике, рачительному использованию почвы, достижениям селекционеров опытные земледельцы сейчас получают в 3–5 раз больше продукции с гектара, чем, скажем, два десятилетия назад. И это далеко не предел.
Проблема повышения плодородия земли беспокоит лесоводов не меньше, чем хлеборобов, тем более что лесникам приходится иметь дело с самыми бедными и неудобными почвами.
«Лес может расти на таких почвах и местах, где хлеб не произрастает или производство его не окупается», — писал в свое время К. Маркс. Это совершенно справедливо и в наши дни. Под лес обычно отходят малоценные участки земли: каменистые всхолмления, заболотившиеся участки, бедные минеральными веществами пески, скальники. Охапка плохонького сена — вот, пожалуй, и весь урожай, который могли бы собрать с него земледельцы. Иное дело лес. Деревья, наращивая древесину, как живой амбар, из года в год накапливают в себе урожай лесной нивы. Да и хлопот с лесным гектаром меньше: не надо ежегодно сеять и убирать, так как проводят все это один раз за несколько десятков лет.
Наиболее перспективными для активного лесоводства землями, наверное, следует считать болота и переувлажненные леса. Их в стране много. В лесной зоне испаряется влаги зачастую значительно меньше, чем выпадает осадков. Не успев стечь в реки, вода превращает почву в зыбкую жижу. Корни деревьев, которым для дыхания также необходим воздух, задыхаются в ней и вынуждены располагаться как можно ближе к поверхности, где почву еще пронизывают мельчайшие, заполненные воздухом поры. Если этот слой невелик, то деревья обречены на голодание.
В жаркое лето на заболоченных участках деревья могут и засохнуть: их слабая корневая система не успевает обеспечивать все дерево влагой.
Рассчитывать на хороший урожай на таких землях не приходится. Деревья влачат жалкое существование и нередко так и остаются всю жизнь недорослями. А земель с избыточной влажностью в РСФСР много: их более 300 миллионов гектаров. Половина этой площади — открытые болота с толстым слоем торфа и плохо разложившегося мха; остальная часть покрыта низкосортным корявым лесом, гектар которого дает в старости не более 50 кубометров древесины.