«Купольный свод создан римским космически-социальным универсумом, – пишет Алексей Федорович Лосев. – Купол – это могучее полушарие, которое покоится или как бы плавает и которое объединяет и венчает вселенную без всякого изъятия… в нем тонет всякая отдельность, всякая обособленность… он предполагает большое здание с большим количеством людей, в то время как греческие храмы суть просто обиталища того или иного божества». Греки, говорит Лосев, молились перед храмами, под открытым небом.
В 608 году Папа Бонифаций IV превратит Пантеон в церковь Марии Девы и всех святых мучеников. Со всего Рима сюда будут перевезены кости мучеников первых столетий, и тогда именно будет учрежден день Всех Святых – 1 ноября. Lodate servi del Signore, lodate il nome del Signore – «Хвалите, раби, Господа, хвалите имя Господне»…
«В нем тонет всякая отдельность, всякая обособленность», – как говорит Лосев… «Как хорошо и как приятно жить братьям вместе», – восклицает псалмопевец… «Братьям вместе»… В этот день празднуется память не одного, не десяти, не тысячи, но именно всех святых, и это делает его совсем особенным и удивительным…
В тени Святого Петра
«Самое грандиозное из всех сооружений, когда-либо воздвигнутых людьми, – пишет о соборе Святого Петра мадам де Сталь, – ибо даже египетские пирамиды уступают ему в высоте». В то время это было действительно так, ибо пирамида Хеопса, высота которой почти 150 метров, тогда была довольно сильно засыпана песком и поэтому казалась ниже.
Высота купола у San Pietro – 132,5 метра, поэтому собор поражает прежде всего своею огромностью. В соборе, кажется, слишком много всего: и золота, и статуй, и картин, и колонн, и саркофагов с мощами святых, и барочного декора, и драгоценного камня, и т. д. На многих эта огромность, grandeur, как говорит в «Чайльд Гарольде» Байрон, производит даже отталкивающее впечатление, но именно Байрон, казалось бы, бесконечно далекий от того, чтобы идеализировать католичество, начинает описание San Pietro с утверждения, что огромность его не подавляет того, кто входит в двери собора.
Наоборот, с точки зрения Байрона, здесь дух человеческий особенным образом возносится к небу, здесь чувствуешь себя словно в Альпах, здесь всё это изобилие предстает перед зрителем во внутреннем единстве. Как переведено у Вильгельма Левика:
В древности на этом месте находился цирк, построенный при Нероне; при Константине над могилой апостола Петра была возведена первая базилика, которая, естественно, многократно перестраивалась в течение веков. В начале XIV столетия этот собор был полностью расписан Джотто, однако фрески его не сохранились, потому что при Папе Юлии II он был полностью разобран знаменитым Браманте из Урбино, начавшим в 1506 году строительство новой базилики. «И было удачей и для Браманте, и для нас, – пишет Джорджо Вазари, – что он приобрел такого патрона – а это редко удается большим талантам, – на средства которого получил возможность проявить всю силу своего таланта».
Браманте решил «поставить Пантеон на базилику Константина», то есть построить храм в форме позднеантичной базилики, но увенчать его огромным куполом. Браманте «приступил к работе, – говорит Вазари, – с мечтою о том, чтобы новый собор по красоте, искусству, выдумке и стройности (di bellezza, arte, invenzione et ordine), а также по огромности, богатству и украшенности (così di grandezza, come di ricchezza e d’ornamento) превзошел всё». Увы, этот мастер, об архитектурном гении которого можно судить хотя бы по Tempietto, маленькому круглому храму, что он воздвиг на Яникуле у стен церкви San Pietro in Montorio на месте распятия святого Петра, в 1514 году скончался.
Его продолжателями стали Рафаэль, Джулиано да Сангалло и фра Джокондо из Вероны. Но их жизни не хватило на эти работы. Брались за эту работу и другие мастера, пока Павел III не поручил в 1547 году закончить собор Святого Петра Микеланджело. «Он, – пишет Вазари, лично знавший великого скульптора, художника, архитектора и поэта, – сразу отверг все многочисленные идеи и без лишних затрат достиг такой красоты и такого совершенства (riducendolo a quella bellezza e perfezzione), о каких никто из тех не мог и помышлять… хотя он и говорил мне не раз, что считал себя лишь осуществителем замысла и проекта Браманте, ибо тот, кто спервоначалу заложил большое здание, тот и автор его».