И когда мы совершаем внеочередную Божественную литургию, поскольку нас просят об этом некоторые христиане по разным поводам, напр.: помолиться о здоровье, выздоровлении, свадьбе, упокоении…, эта внеочередная Божественная литургия в то же время совершается и для всех христиан. Ее неоценимую помощь принимают все: живые и мертвые. Она есть всеобщая земная милость и «польза» для всех почивших во Христе.
Божественная литургия касается всего: это личное дело каждого из нас и дело всех. Поэтому мы молимся за всех, чтобы их сохранил Бог, чтобы их защитил, просветил и спас.
Когда мы говорим: «и о спасении их Господу помолимся», мы не только молим о том, чтобы те, кто путешествуют на самолете или корабле, или в своем автомобиле, вернулись целыми и здоровыми в свои дома, больные и немощные выздоровели, а плененные стали свободными, мы заботимся о том, чтобы все они спаслись подобно нам, участвующим в Божественной литургии и причащающимся![119]
Однако что происходит со всеми остальными христианами, которые отсутствуют без уважительной причины на богослужении, на Господней Трапезе? Мы имеем в виду тех, кто считают себя хорошими христианами, но ходят в церковь формально, три-четыре раза в год. Тех, кто ходят в храм только, когда их позовут на Таинство Венчания или Крещения, или Поминальную службу. Тех, кто каждое воскресенье рано утром едут в горы или на море, не посетив Церковь. И, наконец, тех, кто говорит, что «я верю в Бога и люблю весь мир», которые берегут свою веру только для своих похорон.
Все они не являются «ради благословенных вин оставльшимся». Они не хотят и поэтому не бывают в воскресенье на Божественной литургии. Не хотят вкусить вечной жизни! Не хотят «живой воды», этой чистейшей воды небес, которая напоит их сердца и сделает их живыми и праведными, чтобы они не иссохли и впредь не испытывали жажды, жажды греха и пороков этого мира!
Вера живет только в Церкви и ее Таинствах. Только в Господней Трапезе, потому что в Общей Святой Чаше всецело присутствует Бог. Каждый верующий, чтобы быть настоящим христианином, должен ходить в Церковь каждое воскресенье и каждый великий праздник (за исключением «благословенных вин оставльшихся»).
Несмотря на то, что следующая история не связана непосредственно с содержанием той части Божественной литургии, которую мы разбираем, я привожу ее, потому что она живая и правдивая. Литургический опыт и связанные с ним случаи из жизни некоторых наших церковнослужителей вызывают интерес у читателей, и польза от них очень велика.
45. Один приходской священник из небольшого городка на Халкидиках, мне рассказал следующий случай, который с ним произошел во время великого входа в присутствии многих верующих.
Была суббота, канун Рождества. Когда он встал в царских вратах, чтобы сказать «и во веки веков» и войти в алтарь, не прочитав поминовений, около десяти христиан, мужчин и женщин, подбежали к нему и схватили за стихарь, который касался пола. Ничего не сказав, он вошел в алтарь и продолжил Божественную литургию. Прочитав «молитвами» и раздав антидор, он потребовал объяснений.
Прихожане сказали, что бросились к нему, потому что решили, что из кадила, которое держал пономарь, выпали на ковер царских врат горящие угли и подожгли его, а они хотели их погасить.
– Вы видели что-нибудь (необычное)? – спросил их священник.
– Нет, кроме дыма мы ничего не видели. Что же случилось?
Священник не ответил. Однако когда он сам подходил к царским вратам, говоря: «всех нас да помянет Господь Бог в Царствии Своем…» и, повернувшись, «всегда, ныне и присно…», он увидел, как из-под основания царских врат, прежде чем он достиг его, поднимаются наверх густые клубы белого дыма.
Это увидели христиане и подумали, что горит ковер из-за углей, выпавших из кадила пономаря. Белые клубы дыма поднимались перед царскими вратами. Что же это было?[120]
46. Нечто подобное случилось и с другим иереем на Святой Горе. Он увидел, как выходили из того же самого места, то есть из основания царских врат – и снова во время великого входа – белые клубы дыма, которые наполнили весь храм удивительным благоуханием. Он был похож на бело-голубой туман, который заполнил весь храм. Все почувствовали этот аромат и вдыхали его с наслаждением, пока «туман» не исчез[121].