– Вообще-то я чуть было однажды Игоря Васильевича под монастырь не подвел. В Челябинске-40 дело было. То есть – в нынешнем Озерске. Ноябрь 51-го. Я руковожу пуском первого реактора на обогащенном уране. Реактор капризничает. На носу ноябрьские праздники. Александрова, Фейнберга и Курчатова вызвали в Москву. Я пробую пустить – неудача. Наверх сразу же полетела информация: мол, с обогащенным ураном проблемы.
А что такое проблемы с обогащенным ураном? Это, значит, проблемы с плутонием. А они в свою очередь означают приостановку в работе по созданию нашего атомного оружия… Короче, мигом дошло до Берии. Тот поднял на дыбы графит, Электросталь. Выпустил постановление – о резкой активизации этих направлений. Курчатову, я полагаю, всыпал…
Но тогда я ничего не знал. Я был поглощен только реактором. Да и настырный к тому же… Решил пускать вновь. Выкинул лишнюю сталь. Забил щели графитовыми пробками – чтоб цепная реакция все-таки произошла. Пуск – есть! Реактор пошел. Опять телеграмма в Москву. Уже обратного содержания. Мол, работает на обогащенном уране. А там машина-то Берией уже была запущена. Приезжает Курчатов и как меня всякими крепкими словами… В общем подвел я его. Самого дорогого для меня человека подвел…
– Вы были главный на реакторе?
– Главных, если можно так выразиться, было четверо: я, Бабулевич, Жижерун и Панасюк. Нас Игорь Васильевич назначил сменными научными руководителями реактора. Запрещалось отсутствие на объекте кого-либо из этой четверки. По шесть часов в день. Без праздников и выходных. Без права выхода в столовую. Помню, носили нам какую-то кашу дрянную – время-то было тяжелое… Так вот – реактор работает из рук вон плохо. "Козлы", гальвано-коррозия. Оружейного плутония – кот наплакал. Берия в гневе. Угрожает Курчатову. Тот день и ночь на объекте. Я тоже: днем на реакторе, ночью в Курчатовском кабинете заседаем. До 3 часов – это уже закон. Сталин же, говорят, до 3 работал, ну и все остальные, соответственно – тоже. И Курчатов. Что, не дай Бог, не пропустить телефонного звонка…
– Первопроходцам, говорят, здорово пооблучаться пришлось…
– Рабочие работали действительно в ужасных условиях. Да, впрочем, всем доставалось. Ведь жесточайшие сроки были поставлены. Страна должна быть с плутонием – и точка. А у нас – "козлы". То есть все спекается. Надо экспериментировать. Мощность – на максимум. Понятно – излучение. Все тут -и Курчатов тоже. Я – с дозиметром: мол, опасно, Игорь Васильевич. А так мне зло: "Хватит тебе тут с приборами таскаться". В общем страшно переживал за эти самые "козлы".
– И как все-таки удалось решить эту проблему?
– Общими усилиями. В том числе и я предложил несколько усовершенствований – изменил конструкцию активной зоны реактора. Это касалось применения технологических труб. Все рассчитал. Сам съездил на трубный завод. Доложил на оперативке у Курчатова. Все, кроме Игоря Васильевича, против. Тот молчит. Новое все ж-таки. Риск. Решил посоветоваться с Александровым: "Анатолиус, вот Дуб настаивает на своих трубах. Мне кажется что-то в этой идее есть. Может попробуем? Вдруг получится? Ну, а нет – ему ведь дураком быть…» При такой вежливой постановке вопроса Александров конечно же не мог отказаться. Вот мы с этими "козлами" и сладили. На самом же деле это был серьезный прорыв в решении плутониевой проблемы. Десятки процентов экономии времени и материалов…
– Каким был Курчатов? На фотографиях он обычно такой серьезный, могучий…
– Как человек – благородный. Помню как-то остался я в Челябинске-40 без служебного транспорта. И не на чем стало до реактора ездить. Жалуюсь Игорю Васильевичу. Тот: "Да, бери мой спортивный "Хорьх" – и все". "Не могу, – говорю, – меня же тут тогда от зависти сожрут". "Ну, ладно, ладно, – ворчит он, – тоже мне – соображалка…" Или как с тем же Лейпунским произошло… Как-то до войны Игорь Васильевич приехал в Харьков. Со всем своим коллективом – тремя лаборантами. А у Лейпунского в Харькове к тому времени уже был целый институт в подчинении. Ну, он это Курчатову, видимо, и дал понять.
Когда же все переменилось и во главе стал Курчатов, то именно он доверил Лейпунскому новое направление в Обнинске – понимал, насколько это выдающийся ученый. Да и сам Игорь Васильевич…
Его роль как физика-экспериментатора на самом деле, я считаю, сильно недооценена. Традиционно о нем говорят, как об организаторе науки. И всячески стараются принизить собственно научный вклад. На самом деле вклад этот огромен. Сравним разве сто с вкладом Дмитрия Ивановича Менделеева. Курчатов как минимум на 2-3 года ускорил время работы над нашим ядерным оружием. Вы понимаете, что это значило для страны в те годы?..