Вертящееся озерцо вязкой раскаленной гадости (несколько раз вырывало термопары – вонь чесночная, сладковатая, мышьяком: даром, что ли пенсию в 50 дают…). Жар отсекается толстыми станками ростовой камеры. Блики – светофильтром. Расплав трепещет и ищет упорядочивания – как ребенок соску: к кому бы прильнуть и обрести покой?..
Важен момент касания затравкой. Как транспортного корабля с космической станцией – асимметрия масштабов аналогичная. Тут важно не убиться и не задушить росток в объятьях – нежно так поцеловать расплав изюминкой будущего кристалла. И зорко следить за последствиями свершившейся любви.
Она может быть разной. Бурной, с выкидыванием по сторонам угловатых дендритов – признак пересыщенных чувств и упрямых вожделений. Перспективы никакой – «бешеный» кристалл сплавляешь. Может, напротив, быть крайне целомудренной, никак не продвигающейся дальше поцелуев. Куда деваться – ждешь…
Рост кристаллов – это терпение. Не так ли с детьми? У них режутся зубы, и они предпочитают не спать до утра. И ты – с ними. Режется кристалл – и точно также дремать приходится над ним стоя. У мальца опух палец – и ты не знаешь, чем сбить эту припухлость. По телу юного арсенида пошла аллергия («шуба», как мы ее зовем) – и ты всяческими заклинаниями пытаешься уговорит ее оставить кристаллического подростка в покое…
Вроде колыбели – кварц. Точнее – кварцевый тигель. В нем все и происходит: от зарождения – до выхода в свет. Кварц очень терпим: и к мышьяку, и к пельменям. Толерантность беспредельная: практически ни во что не вмешивается. Для нас это важно: лишний атом из колыбели к младенческому GaAs – беда. Нужным параметрам не сбыться.
Да и – аппетит какой? В ночные в кварцевых тиглях мы варим ароматный суп на всю бригаду. Это, если тигель большой – двухсотмиллиметровый. Если поменьше – на 135 – завариваем чай. Впрочем, я предпочитает кофе. Чтобы не спать. Дети-то растут – тут глаз да глаз нужен…
Так с Чохральским мы и подружились. Можно сказать – срослись. Если для большинства фамилия эта ничего не значит, для иных – судьба. Кто пробовал растить кристаллы – подтвердит…
Сегодня львиная доля мировой электроники ваяется как раз на выращенных методом Чохральского кристаллах: кремния, германия, арсенида галлия, арсенида индия… Сам великий изобретатель не дождался триумфа своих главных технических находок – приложения метода роста кристаллов путем вытягивания из расплава к технологии получения только что изобретенных Бардиным, Шокли и Браттейном транзисторов. Хотя успел познать вкус и последствия ярких научных и иных творческих откровений в других ипостасях. Возносился на высокие университетские и бизнес посты и в Польше, и в Германии. Был накоротке с президентами обоих государств – Мосцицким и Гинденбургом. Желанен в качестве уникального спеца у таких магнатов, как Форд. Зарабатывал изобретениями. Скупал виллы и картины. Писал стихи и прозу.
В годы немецкой оккупации продолжал активно работать, умело лавировал, умудрившись даже открыть в Варшаве металловедческий институт. После войны был обвинен в пособничестве фашистам. Изгнан в Польше со всех постов. Попал под арест. После – отпущен. Продал варшавскую виллу. Отбыл на малую родину в Кцынь. Предан забвению. В ходе очередного обыска в 1953 году в своем доме скончался от инфаркта. В 2011-ом был полностью реабилитирован и провозглашен великим польским ученым и высоконравственным человеком – к этому времени были рассекречены многие документы времен минувшей войны, в коих пролился свет на важную роль профессора Яна Чохральского в деятельности польского Сопротивления. В науке же этот человек остался под единственно возможным для него имени – «предтеча современной электроники».
Профессия – теплохранитель
(Физик-энергетик Владимир Федоров)
Он был очень яркий – этот профессор Фёдоров. Наверное, потому, что много излучал: смелых идей, прорывных проектов. Брал научным обаянием, граничащим с религиозным фанатизмом. Покорял безбашенным оптимизмом, когда все готовы были завыть от сложности проблем. Крупный учёный-теплотехник. Сделал себе имя на сверхсекретных турбинах для атомного ВМФ. Доктор наук. Важная персона. А глаза – так и остались озорные, мальчишечьи. А в разговоре – всегда ироничен и добр. Энергетики, наверное, должны быть все такими – ярко-излучающими. Я, впрочем, в жизни встретил только одного – Владимира Алексеевича Фёдорова.