Ведущий: Мы сказали в начале нашей беседы о рейтинге президента, что он достаточно высок, что он стабильно высок, и это означает высокую степень доверия. Что такое рейтинг? Степень доверия народа к своему руководителю, а стало быть, это основа некой стабильности. Ваша точка зрения как политика, изменилось ли поведение президента РФ как политика? Он стал более уверенным политиком? Ведь он иногда допускает, и это обсуждалось очень широко, казалось бы, невозможное для публичного политика, резкость какую-то, поддается какой-то эмоции, совершенно оправданной, понятной, объяснимой, но публичному политику это как будто бы делать нельзя.
Ремчуков: Я внимательно слежу за Путиным и за его публичными выступлениями, и мои наблюдения показывают, что он изменился как политик, он стал более опытным, более уверенным. Он по-прежнему не очень популистский, есть в нем внутренняя сдержанность, которая импонирует людям. Люди тогда склонны сами додумывать за него то, что он не сказал. Но то, как он выстраивает даже сейчас маршрут своего азиатского визита — Китай, после Китая Индия, вечный стратегический противник Китая в азиатском регионе, — с конкретными заявлениями о готовности сотрудничать в области поставок вооружений, о передаче на лизинговых условиях ядерной подводной лодки Индии. Это очень уверенный в себе человек. Оттуда он перемещается в Киргизию. Киргизия — очень своеобразная азиатская страна с очень просвещенным правителем-президентом. Член ВТО, очень проамерикански настроена, но в то же время традиционно лояльная к России. Он не летит в Туркмению, не летит в Узбекистан, он показывает тем самым, он подает сигналы Западу, что его турне по Азии — возможная геополитическая альтернатива односторонней ориентации на Запад, на Америку в частности, но в то же время в плане его визитов находится и такая страна, как Киргизия, безусловно, прозападная, но он туда едет и показывает, что ценности по-прежнему есть. Это первое.
Второе. Все его эмоциональные несдержанности, о которых вы упомянули, Путин проявляет в разговорах о Чечне, и мне кажется, здесь есть два момента. Первый момент: он объективно возмущен, поскольку он все знает и видит, и задет, он никак не может привыкнуть к двойным стандартам. Головорез, который убивает в Чечне, считается борцом за права человека. Головорез, который убил в Кении кого-то или в Америке, считается террористом, с которым даже не надо разговаривать. Это его бесит. Второй момент такого эмоционального отношения: мне кажется, он осознанно, умышленно педалирует эту тему с тем, чтобы жестко позиционироваться как противник Басаева и Масхадова. Не надо забывать о том, что при Путине началась вторая чеченская война, и по большому счету как политик он несет ответственность за ее окончание.
Сейчас СМИ, конечно, меньше освещают эту тему. В начале передачи Вы сказали: «Все-таки идет чеченская война». У нас нет таких терминов. Внутренняя цензура журналистов стала до такой степени жесткой, что таких понятий у нас как бы уже и не существует. Нас только огорчают сводки о том, что подорвался танк, расстрелян блокпост, взорвали вертолет и так далее. А это и есть война на самом деле. Только они ее так не называют. Это называется инцидент, хотя характер потерь соответствует потерям именно военного времени. И, безусловно, Путин своей повышенной эмоциональностью, с моей точки зрения, в данном случае ярко иллюстрирует традицию Уинстона Черчилля, который на полях своих речей писал: «Слаб аргумент — повысь голос». И всегда это проходило, потому что повышенный голос, повышенная эмоциональность скрывают содержательную часть. Но я думаю, что Путин не может не думать о проблеме Чечни ежедневно, ежечасно, и он должен будет решить ее в ближайший год радикально.
Ведущий: Последний вопрос из области вопросов, на которые не всегда хочется отвечать и не всегда есть возможность ответить, потому что это вопрос о Ваших прогнозах. Как Вы себе представляете будущее? Я не имею в виду отдаленное будущее. Следующий год? Мы сказали, что он не будет простым. Но что может нас примирить с теми трудностями, которые нас, возможно, ожидают в следующем году.
Ремчуков: Я не уверен, что знаю ответ на вопрос, что может примирить с трудностями. Меня, например, ничто не примиряет. Я считаю, что надо работать и преодолевать эти трудности. Практически нет таких трудностей, которые нельзя преодолеть, если работать. Мне кажется, что следующий год очень важен для народа в целом, поскольку это будет го выборов в Государственную Думу, и в такие годы политики более склонны слушать, что говорит народ. Мне кажется, что главное для народа — не дать увести себя по стандартному пути популистских обещаний. Я обращаюсь к народу в широком смысле, но каждый конкретный человек, который меня слушает, должен задуматься о том, что в этом году у него лично либо через ту политическую организацию, которую он представляет, есть возможность воздействовать на власть в широком смысле этого слова, чтобы сделать ее более социально ответственной за принимаемые решения. Не в воинственно-популистском плане, а просто осмыслить. Очень многие чиновники ориентируются на вышестоящих чиновников. А наша задача — сделать так, чтобы все чиновники ориентировались на народ, потому что в конечном итоге народ платит им зарплату из своих налогов. Если не все, но хотя бы какая-то часть нашего общества решит для себя проблему, кого выбрать и кто в ближайшие четыре года будет представлять их интересы, а не чьи-то чужие интересы, в этом, мне кажется, и есть определенная доля оптимизма. Я верю в то, что система незаметных, но последовательных преобразований изменяет жизнь к лучшему. Я хочу пожелать вот это нашему народу.