Простое отсутствие информации не дает возможности этим силам цивилизованно, в рыночной парадигме, решать эти вопросы. Раз это невозможно, значит надо, чтобы компенсировали такую асимметричность информации те, кто выражают интересы государства, то бишь народа, — представители государства. Так вот у нас конкретных людей, которые могут выражать и мыслить этими категориями, как по- другому, альтернативно, потратить деньги, чтобы была польза для всех, таких людей нет.
Мне кажется, что в 2003 году возникла практическая потребность скорректировать курс правительства таким образом, чтобы оно учло все эти риски, сформировало экономическую политику таким образом, чтобы не допустить выхода инфляции за контролируемые рамки, с одной стороны, а с другой стороны, не допустить того, чтобы люди разочаровались во власти вот сейчас, в выборный год. Иначе мы можем получить другую конфигурацию политических сил.
Ведущий: Но кто-то же должен сказать людям, формирующим решения и принимающим решения, что они застряли в 80-х годах и все монетарные теории, на которые они молились, и мы в том числе (мы в начале 90-х годов всем этии восхищались и думали, что это панацея от всех наших экономических бед), кто-то же должен им сказать, что их мускулы, как Вы образно выразились, должны наливаться совершенно в другую сторону. Кто им это скажет? Народ?
Ремчуков: Во-первых, сказать мало. Сказать можно. Хотя люди редко признают, что они чего-то не знают. Тот же Вьюгин, очень уважаемый эксперт, о чем он говорит? Он видит только одну проблему — инфляция. Это монетарный подход. Он в своем интервью не дает никаких рекомендации макроэкономики, потому что это не его функция. Он заместитель председателя Центрального банка, он дает сигнал, что что-то не так.
Разделение должно быть такое. Экономическое развитие по определению, по крайней мере, по моему определению, это институциональные изменения плюс экономический рост. Институциональные изменения есть. Приватизация — это институциональные изменения, какие-то судебные реформы — это институциональные изменения, а экономического роста может не быть, если у нас нефть упадет, а структурные изменения не произойдут.
Поэтому задача Центрального банка подавать сигнал, что не все благополучно. Но премьер-министр, Министерство экономического развития должны подавать другие сигналы: что нужно сделать для того, чтобы мы могли выйти из этой ситуации. Поэтому отвечаю на Ваш вопрос, кто это должен быть: это должен быть председатель правительства, господин Касьянов.
Ведущий: Вот Вы сказали о ценах на нефть. Об этом сейчас говорят все. И, по-моему, не только аналитики, но и самый обычный гражданин знает, что сейчас цены на нефть высокие, а когда начнется война (мало кто сомневается, что война в заливе начнется, хотя есть оптимисты, которые полагают, что возможен какой-то выход), тогда цены резко пойдут вниз. И все наше благополучие, шаткое и хрупкое, построенное на высоких нефтяных ценах, рухнет. Или все-таки мы сумеем плавно из этого выйти?
Ремчуков: Мне не хотелось бы «кошмарить» народ, что последствием войны будет снижение цен, хотя снижение цен является одной из целей этой войны.
Ведущий: Конечно, американцам, которые потреб ляют огромное количество энергоресурсов…
Ремчуков: Просто Буш придрался к Саддаму Хусейну, что тот ни делай, он говорит: «Я хочу воевать, я хочу морду набить». Ему говорят: «Слушай, может быть»… — «Нет, вот я хочу». И мы все вокруг этого крутимся.
Я говорил с одним послом, очень важным в нашей стране, который однозначно поддерживает войну, я просто не решаюсь назвать его имя, поскольку не согласовывал, что я могу в эфире об этом сказать. Мы с ним обедали на днях, и я ему говорю: «Уважаемый мой дорогой друг, объясните мне. Я понимаю ваши мотивы, Саддам — негодяй, но вот я ребенок разрядки. Когда я был студентом, началась разрядка напряженности, 1972 год, мы махали на Ленинском проспекте флажками, когда к нам приезжал Никсон, подписывались договоры. Мы воспитывались сами и своих детей воспитывали (у меня трое детей), что если есть возможность избежать войны, надо всячески постараться это сделать. И как бы весь поиск направлен на то, чтобы найти аргументы отступить от войны. А вы вот так однозначно поддерживаете американскую позицию. Как мне детям объяснить, почему вы не ищете войны, а вы ищете предлог развязать эту войну. Вам Блике говорит, что иракцы все исполняют, вам говорят что-то еще, сам Хусейн говорит. Вы говорите: „Нет, все равно хотим подраться“. Вот как это объяснить?» Он не смог мне ответить. Он говорит: «Да, это сложный вопрос, что детям-то объяснить». Детям это не смогли объяснить. Поэтому мне кажется, что сама идея войны неправильная.