Особый интерес представляют биологические исследования на борту орбитальных станций: изучалось воздействие невесомости на некоторые микроорганизмы, насекомых, мальков рыб и высшие растения, например горох.
Широко исследовалось влияние условий длительного полета на человеческий организм (напомним, что космонавт В. Рюмин только за два полета провел на орбите целый год); регулярно анализировались сердечно-сосудистая, вестибуляторная и другие системы организма; с помощью портативного прибора "Оксиметр", разработанного чехословацкими специалистами, изучались кислородные режимы в коже человека; по предложенной монгольскими учеными программе проверялись биоритмы; созданный специалистами ГДР прибор "Рута" фиксировал восприятие космонавтами времени; венгерские коллеги изготовили прибор "Балатон", количественно измерявший умственную деятельность космонавтов и степень напряжения при решении определенных задач, — и все это только часть используемых приборов и проводимых обследований.
Космос не знает границ. И как радует международное сотрудничество на космических орбитах! Люки советских космических кораблей гостеприимно распахивались перед "звездными братьями" советских космонавтов — Владимиром Ремеком (ЧССР), Мирославом Гермашевским (ПНР), Зигмундом Йеном (ГДР), Георгием Ивановым (НРБ), Берталаном Фаркашем (ВНР), Фам Туаном (Вьетнам), Арнальдо Тамайо Мендесом (Куба), Жугдэрдэмидийном Гуррагчой (Монголия), Думитру Прунариу (Румыния), Жан Лу Кретьеном (Франция), Ракешем Шармой (Индия).
Крохотные островки советской земли жили размеренно и деловито. На них всегда царил разумный и гармоничный порядок, искренняя дружба, безграничное человеколюбие, творческий, самозабвенный труд. Они пролетали над необъятными просторами Сибири, среднеазиатскими оазисами и пустынями, сказочными вершинами Кавказа. Над Голландией, Испанией и десятками других стран. Над красавицей Москвой и тысячами других городов. Летели над всей нашей планетой, такой маленькой и такой огромной. И неправдоподобно нелепым казался выбор: быть космосу ареной "звездных войн" или, "очеловеченному" людьми, стать еще прекрасней?
А. ВОСКОБОЙНИКОВ,
кандидат философских наук
ВИКТОР МОРА
Беседы о советской науке
VICTOR MORA
La ciencia soviética hoy Conversaciones en la URSS
© Editorial Progreso, Moscú, 1985
Перевод с испанского M. Шаповаловой
Посвящается Анни
В создании этой книги мне помогали:
Армония Родригес, Монтсеррат Роиг и доктор Аугуст Андрес из Барселоны, Венедикт Виноградов и Альберто Жебенес из Мадрида; Вольф Седых и Михаил Погодин из Москвы; Владимир Косов и Владимир Кухаренко из Новосибирска; Нуры Атамамедов из Ашхабада; Альберт Геворкян и Манук Манукян из Еревана, которым я выражаю искреннюю признательность.
К читателю
Мой интерес к науке возник не сразу и проявлялся постепенно.
В школе я проучился до 11 лет. Математика, физика, химия меня не увлекали. Я был из тех, кто не раз страдал у доски, пытаясь разобраться в нагромождении геометрических фигур, которые вычерчивал учитель. Правда, я чувствовал какой-то интерес к ботанике, энтомологии и общей биологии. Но больше мне нравилось рисовать, а особенно любил я писать сочинения. Теперь-то я знаю, что меня могла бы увлечь, например, психология, если бы такой предмет существовал в тех испанских и французских школах, которые мне довелось посещать. Умением рисовать и сочинять я выделялся среди одноклассников, что позволяло мне не относить себя к туповатой "галерке" — группе, существующей, пожалуй, в любом классе.
Мое увлечение рисованием расцвело и увяло. Ранняя же способность к сочинительству сделала меня рассказчиком, а позже журналистом, писателем, кем я и остаюсь по сей день.
Конечно, прежде всего я интересовался проблемами искусства и литературы. Но бурные события нашего времени не оставили меня в стороне от политики. Труды Маркса и Энгельса, "Материализм и эмпириокритицизм" В. И. Ленина оказали на меня, как на человека и писателя, огромное влияние. Позже литературные интересы привели к таким авторам, как Г. Уэллс, А. Хаксли, И. Ефремов, Ж. Верн, А. Азимов, и пробудили во мне интерес к науке. Мир стал казаться мне сокрытым пеленой неведомого, под которой происходили явления реальные, но недоступные моему пониманию. Чем-то таким, во что можно было проникнуть, лишь изучая физику, химию, биологию и другие науки. Кроме того, я считал себя писателем-реалистом, и мне казалось, что я способен объяснить не только поверхностные явления… Вот тогда-то мне и подумалось, что научные знания помогут мне лучше понять, а потом и рассказать даже простенькую историю любви, если хоть одну из этих историй можно назвать "простенькой". Я пребывал в подобных размышлениях, когда однажды в мои руки попала известная работа Ч. П. Сноу "Две культуры и научная революция", раскрывающая как раз существование мира искусства и литературы и мира науки как двух "параллельных вселенных", между которыми обычно нет связи. В мире искусства и литературы, по мнению Ч. П. Сноу, есть немало людей, которые не знают, что основой первого закона термодинамики является мысль о том, что энергия не возникает из ничего и не исчезает бесследно. Я был одним из таких людей.