– Вы бы хотели, что бы сейчас вернули смертную казнь?
– Нет. Хотя это и спорный вопрос. У нас несовершенная система правосудия. Снова будут страдать невиновные люди.
На кухне становится жарко. С.С.открывает окна, смотрит на часы. Я понимаю его намек, улыбаюсь и направляюсь в коридор.
– А живете-то как теперь?
– Так и живу, как все. Не жалуюсь. Вообще-то, на этой должности долго не работают. Мне говорили, что один до меня, отработав 3 года, психом стал.… После приказ вышел: кто проработал «палачом» пять лет, давали звание полковника. В дома отдыха отправляли, были такие на Черноморье… Я ушел – не выдержал, до пяти лет не выслужился.
Напоследок сказал так грустно-грустно:
– Психиатры говорят, что редкий человек может остаться в своем уме после четвертого по счету убийства…а их знаете сколько у меня за 5 лет было…
О бесстрашии перед смертью.
Смысл слова «никогда» можно понять только в морге. Во всех остальных местах употребление этого слова – явная профанация. Оксана Робски
– Ничего я вам не скажу!, – смеется С.С. и резко открывает дверь горизонтального холодильника в судебно-медицинском морге.
Сейчас вместе со своим ассистентом он положит туда труп женщины лет 45-ти. Ее выдал педикюр – вишневый матовый лак, мозолистая щиколотка и ярко выраженная косточка большого пальца. Выше ног боюсь смотреть.
– Да не бойся ты. Надо бояться живых, а не мертвых, – говорит он мне равнодушно и берет ее за пятку. На коже расползается фиолетовое пятно, он мнет его пальцами, но пятно остается.
– Что это? – брезгливо отклоняюсь я.
– Плазма крови, содержащая гемоглобин выходит из вен и пропитывает ткани, гипостазы превращаются в трупные пятна и уже не исчезают.
Сначала температура женщины стала той же температуры что и воздух. Неясно, сколько времени прошло с момента смерти – может 10 минут, а может 6 часов. Поэтому-то и точное время смерти судмедэкспертам всегда сложно точно определить.
Расследование только началось, подозревают мужа.
– Сунул ее руку в розетку, якобы она от удара тока умерла, сам позвонил в полицию, – говорит С.С.
– И руки не сгибаются?– замечаю я, как они повисают, словно плети со стола.
– Ну-с, конечно. Трупное окоченение. Сначала лицо и шея, потом все мышцы.
С запястья ее свисает бирочка, как у новорожденного с фамилией.
– А в фильмах показывают…
– Что на пальцах ног? Смешно…они слетают. Поэтому вешаем на ноги или руки.
Приходит помощник. Смотрит на тело, ухмыляется. У них какие-то особенные ухмылки.
– Давайте побеседуем, когда вы освободитесь, – решаю я и ухожу.
Он понимающе кивает. Ясное дело, что тут не плюшки пекут, и профессия так скажем у него не очень привлекательная.
Формальдегид пока не чувствую, пахнет по-разному и неприятно – какой-то запах сладкий и душный. Думаю, я его теперь никогда не забуду. Чуть дальше по коридору пахнет кровью вперемешку с таким противным «ароматом общественного туалета». Откуда-то справа несет калом. Поворачиваю голову. На каталке лежит еще один труп. Он раздут, в «позе лягушки» (так мне потом сказал С.С.) – это когда полтела занимает лишь треть кушетки, другие полтела свисают. Широко раскинутые руки, растопыренные пальцы, неестественно разведенные колени, как у пластмассовой куклы, лежащая рядом ступня. Да, отдельная от тела. Ее нашли рядом – от выстрела оторвало, будут пришивать.
Когда С.С. возвращается в маленький кабинет – тут работники морга перекусывают, он наливает мне холодный морс… из пищевого холодильника.
– Напутать с документами – это самое страшное. Может обернуться судом.
– Путали?.
– Нет. Но знаю одного, уволили. И еще одного при мне – он труп отдал…
– Как отдал?
– Приехали люди с пушками… стали требовать тело. Но без документов мы не имеем права отдавать труп. Но, в общем, он испугался и отдал… А кто бы не испугался?
– А что охраны нет?…
– Вырубили его, а камер тогда в той части морга не было, это сейчас все так. А когда устроился, не было.
– Как вырубили? Убили, что ли?
– Да нет же, на артерию надавили на шее – он заснул. Каждый, кто немного знаком с медициной знает такие слабые места у человека.