Конечно, очень важно, будет ли у художника действительное понимание прекрасного. Не надо думать, что красота есть область чистого произвола, где могут господствовать самые разнообразные мнения, самые различные прихоти. Есть старинная латинская поговорка: «О вкусах не спорят». И в самом деле, одному нравится одно, другому — другое, третьему — третье. В быту, конечно, вкусы людей очень разнятся между собою, и в этом нет, разумеется, ничего дурного. Один любуется величественными хребтами гор, а другой предпочитает скромные перелески среднерусской полосы; один — болельщик футбола, другой увлекается легкоатлетическими соревнованиями; одна девушка любит в одежде яркие тона, другая — скромные, сдержанные.
Может быть, на самом деле красота — дело вкуса и здесь не о чем спорить?
В действительности это не так. Если перейти от таких бытовых примеров, о которых говорилось выше, к вещам более серьезным, дело окажется сложнее.
В современном буржуазном искусстве — в кино, в живописи, в литературе — широко распространено смакование всего отталкивающего, уродливого, низменного. Художник будто говорит нам: смотрите, как отвратителен мир, как гнусен человек, и не думайте, что есть на свете что-то на самом деле чистое, прекрасное, возвышенное. Иногда это переживается художником как трагедия, а иногда (и это самое отвратительное) возводится в некий идеал, как бы извращая все истинные критерии красоты.
Так начинают прославляться насилие, жестокость, презрение к человеку.
Тут уж вы не скажете: дело вкуса — одному нравится делать людям добро, а другому — убивать. Жестокость отвратительна и недостойна человека Она может показаться «прекрасной» лишь людям, разложившимся морально, извращенным, преступным.
Нужно иметь в виду, что художественная правда предусматривает не только правдивость, реалистичность изображения, но обязательно и правдивость идеала. Как бы правдоподобно ни была написана картина, если она будет проповедовать идеалы угнетения человека человеком или мещанскую жадность стяжательского, собственнического отношения к миру, никакой настоящей правды в такой картине не будет.
Таким образом, разнообразие личных вкусов не противоречит тому, что в больших и коренных вопросах жизни мы четко различаем — как в самой окружающей нас действительности, так и в искусстве — настоящую красоту и красоту мнимую и тем более красоту и уродство.
Советское искусство, искусство социалистического реализма, как и всякое искусство большой жизненной правды, характеризуется не только тем, что показывает художник, но и тем, как он это показывает, своими идеалами, истинностью своего понимания красоты.
Что же касается бытового различия во вкусах, то оно объясняется просто тем, что в многообразной области истинно прекрасного каждый из нас выбирает себе то, что ему более по сердцу. Ведь и горы прекрасны и среднерусская природа, есть своя красота и в футболе и в легкой атлетике; можно красиво одеться и в скромные тона и в яркие, хотя последнее, по правде говоря, труднее.
Итак, искусство всегда несет в себе определенные идеалы, определенное понимание красоты. Но это совсем, как мы уже могли заметить, не значит, что только прекрасное в жизни достойно художественного изображения. Мы знаем много произведений, где не показано ничего положительного. Такова, например, картина Федотова «Сватовство майора», которую мы уже подробно разобрали. В художественном изображении всегда более или менее отчетливо ощущается оценка художником тех предметов, явлений и событий, которые он показывает зрителю.
Гоголя однажды спросили, кто в его «Ревизоре» является положительным персонажем. «Это смех», — отвечал писатель. Гоголь заставил смеяться над уродствами жизни николаевской России. А это значит, что он со всей отчетливостью выявил свое отношение к изображенным им фактам.
Художник может взять любую тему, любой сюжет, но что бы он ни изображал, к какому бы жизненному материалу ни обращался, правда его искусства всегда должна состоять из двух неразрывно слитых между собой сторон — правдивого, раскрывающего истину показа действительности и правдивой оценки изображенного.
При этом надо иметь в виду еще вот что. Не надо думать, что прекрасное всегда и во всех случаях — это нечто исключительное, выходящее за рамки повседневности. Поэзия жизни порою в самых неприметных своих проявлениях может неожиданно обнаружить перед нами красоту человеческих отношений и чистоту души людей. Вспомните, например, «Голубую чашку» А. Гайдара.
В пору культа личности в советской живописи было немало внешне очень торжественных, а на самом деле совершенно пустых и холодных картин. В этих вещах за подлинную красоту по законам своеобразного лицемерия выдавалась помпезность; художники как бы заботились лишь о том, чтобы их картины красиво выглядели, стремились выказывать внешние признаки энтузиазма и т. д.