В конце прошлого столетия А. Вейсман, профессор зоологии Фрейбургского университета, длительное время был увлечен отрезанием хвостов у едва родившихся мышат. Изуродованным беднягам предоставлялся неплохой стол и возможность производить себе подобных, что они и делали в полном соответствии с законами Природы. И в полном соответствии с ними же на свет появлялись новые и новые поколения хвостатых существ. У двадцати двух поколений мышей после рождения были принудительно отторгнуты хвосты, тем не менее и двадцать третье поколение родилось поголовно хвостатым. Приобретенные при жизни родителей признаки детям не передавались. Что, собственно, и хотел доказать почтенный профессор.
Опыты А. Вейсмана нанесли решающий удар по учению выдающегося французского зоолога Ж. Ламарка, выдвинувшего еще в 1809 году эволюционную гипотезу, согласно которой все биологические виды с целью все более полного приспособления к окружающей среде вынуждены вносить постоянные конструктивные коррективы в свой организм и внешний облик. Например, все не раз, вероятно, задумывались, отчего у жирафа такая длинная шея. Конечно же, потому, что так удобнее дотянуться до верхушек деревьев, кажущихся ему самыми вкусными. Вот Ж. Ламарк и полагал, что в процессе тысячелетней эволюции жираф все время тянулся за вкусными листьями, тянулся, тянулся и вытянул в конце концов шею до совершенно гипертрофированных размеров.
Теория эволюции как результат «упражнения» (или его отсутствия) тех или иных органов связывала самыми прочными узами животное и среду его обитания. Это казалось не только более логичным, но и более прогрессивным, нежели генетика Г. Менделя с ее независимой от внешней среды наследственной информацией, заложенной в специально на то предназначенных клетках. Очень «обнадеживал» ламаркизм и животноводов-практиков: он давал им надежду на ничем не ограниченное направленное развитие домашних животных под воздействием «воспитательных мер», под давлением искусственной среды обитания, создаваемой зоотехниками. Поэтому известный датский животновод профессор Прош писал в 1861 году, что раз уж биологической наукой твердо установлено развитие животных под влиянием внешних природных условий, то в конце концов любую породу можно вывести лишь за счет ухода, содержания и кормления. Следует только очень гармонично и последовательно сочетать эти внешние факторы, чтобы они вызвали у скота вначале незначительные, а потом, по мере постепенного накопления из поколения в поколение, и весьма существенные изменения в особенностях конструкции, которые приведут в итоге к новым, качественным трансформациям.
Не избежал увлечения ламаркизмом и сам великий Ч. Дарвин. Он всерьез верил рассказам миссионеров о том, что индейские (южноамериканские) дети частенько появляются на свет уже вполне татуированными. Рисунок татуировки в точности совпадает с излюбленными орнаментами родителей.
Ламаркистские верования продолжали жить и после того, как были окончены увлекательные эксперименты А. Вейсмана. В середине 20-х годов на заседании Германского животноводческого общества профессор Дюрст утверждал, например, что голые шеи у так называемых семиградских кур — следствие их дурного нрава. Эти куры просто жить не могут без того, чтобы не подраться и не пощипать перья из шеи соперницы. Постепенно, полагал Дюрст, ощипанность наследственно закрепилась, вот и ходят теперь семиградские курочки голошеими.
Очень сильными ламаркистские убеждения были и среди советских ученых — биологов и зоотехников. Некоторым из них учение Менделя — Вейсмана казалось прямо-таки реакционным, поскольку воздвигало преграду между средой обитания живого существа и изменением его наследственности. Ведь если породу нельзя создать «воспитанием», то смысл изменять условия содержания скота вовсе даже как будто теряется. Как говорится, что русской буренке на роду написано, тому и быть: больше молока, чем зафиксировано у нее в генах, все равно не даст. Вывод, согласитесь, очень неприятный.
«Ламаркизм, — писал один известный немецкий зоотехник начала текущего столетия, — является главным стимулом для прилежной и обдуманной работы животновода. Без этой веры увеличилась бы опасность небрежного отношения к животноводческому материалу и его содержанию».
К сожалению, в этом заявлении содержалось зерно истины. Крайние же «вейсманисты-морганисты» не уставали повторять утверждения Гиппократа о том, что «от пигмеев не родятся великаны». А раз так, то ко всем чертям надо послать трудную и кропотливую племенную работу с имеющимся стадом. Опору следует сделать на особо выдающихся животных. За счет правильного выбора одного-единственного «улучшателя» можно коренным образом перестроить все стадо, изменить всю породу, увеличив, скажем, удойность или вес. И все это без особых хлопот по изменению и совершенствованию способов содержания или кормления скота!